— А кто его знает, только брехать ему зачем? — отхлебнул чай и рассказал:
— Ночь нынче выдалась глухая, невпрогляд. Ну, я не спал. В такую темь чего хочешь жди, всякая беда в ночи прячется. И вдруг слышу выстрелы. Я магазин раза три вкруг обскакал с перепугу. Чего-то страшно сделалось. А тут еще псы мои завыли, как алкаши в бухарнике. Ну, цыкнул на их. Стал слушать. Выстрелы все ближе бегут. И все к магазину.
— Да что там брать, Захарий! Теперь за колбасой и водкой никто не полезет. Уж если грабят, то всерьез. По мелочам башками не рискуют. Не то время. Так только инкассаторов тормозят и магазины солидные трясут! Это я по радио слышала!
— Что мне ваше дворовое и заугольное радио. Я свой магазин стерегу. А как глянул на улицу, по ей бегут двое. Мужуки, слышь ты? Один такой сивый, корявый весь. Потом обливается. Другой вовсе тощий как обглоданная кость, сам длинный, черный, ровно ворон. Скачут и взад озираются. Тут я на их пути встрелся, да как рявкнул: — «Ложись!». Эдак грозно получилось. Сам подивился.
— Неужель послушались? — рассмеялась Катя.
— Еще как! Мордами в асфальт ковырнулись, даже бзднуть боятся вслух. Я на их свою берданку навел и держу, боюсь моргнуть, чтоб не упустить. А кто они, чего бежали, к кому и от кого, понятия не имел. Хочь бы ментам позвонить, доложиться, спросить, что с этими двумя делать? Но как их оставить, ведь утекут…
— Придурки, не знали как тебя уговорить. Достали бы «пузырь», предложили б вместе осушить. На том закончили б базар.
— Я с бандитами не выпиваю!
— Крутые попались? — ахнула Катя.
— Ворюги наипервейшие! Знаешь, чего они мне наобещали, покуда об асфальт сопли вытирали, — покраснел Захарий размышляя, стоит ли доверять Кате мужской секрет и все-таки решился:
— Велели ружье бросить, не то грозили яйцы мне выкрутить гольными руками. А еще в жопу соли натолкать и сделать из нее пушку. Потом грозили хрен на свисток обрезать, а самого за ноги на столб вздернуть без портков и на спине написать, что я педарас! Вот тут они меня достали за самое что ни на есть живое.
— И что ты им отмочил? Обоссал обоих?
— Тоже мне высказалась! Кто ж такую непотребность серед улицы отмочит? Я же вовсе тверезый был, потому что на работе. Вот и выстрелил!
— Из чего? — сжалась Катя.
— Понятное дело, что с ружья! Оно на тот миг, аккурат заряженное оказалось. Я и пальнул с ево.
— Прямо в мужиков? — перехватило дух у бабы.
— На што так круто? Я вверх пальнул, сигнал дал погоне, чтоб на выстрел поспешили, на поимку. У меня всего один патрон был. Если б бандюги знали, шуткуя сбежали б. И меня могли прикончить заодно. Но менты услыхали и ко мне кинулись всей оравой. Этих двоих в машину всадили сапогами. Там у них уже косой десяток козлов сидел. Закрыли они свою карету и ко мне подошли. Благодарствовали всей ментовкой, руку вконец раздавили пожатьями. А ихний начальник, наш самый главный легавый, обещался мне премию выдать и в приказе отметить мое мужество и гражданскую сознательность. Но зачем мне его приказ, что я с ним делать стану, лучше б про премию не запамятовал.
— А кто ж они были кого ты задержал? — поинтересовалась Катя.
— С тюрьмы сбежали. Уголовники. Все как один рецидивисты. Убивцы! Они похлеще крутых. Говорили менты, будто те словленные, не по локоть, по горло в крови.
— А говорил, что крутых поймали.
— Всех словили. Накрыли разом, целую кучу. И зэков, и крутых. Теперь им всем крышка. Весь город на ушах стоял, по радио про беглецов сказали, я не слышал. Зато припутать помог, даже в герои выбился с перепугу.
— А от меня нынче последняя квартирантка уехала. Насовсем. Одна жить буду. Хоть ты почаще приходи. Не то вовсе разучусь по-человечьи разговаривать.
— Кать! Ты чего базаришь? Какой раз клянешься, что завязала с квартирантками, а через неделю опять берешь блядей. Они к тебе как мухи на говно летят.
— Не бреши! Нормальные девки у меня жили. Ну что поделаю с собой, всех я жалею. Придут, расплачутся и снова уговорят. Душа моя мягкая, а сердце доброе.
— Это ты про себя? Не иначе как бухнула. Разве у тебя душа мягкая? Катька! Да при чем тут твоя душа вместе с серицей? Тебя жадность одолела вконец. За копейку удавишься. Свой сын с дома сбежал, потому что не захотел дышать рядом с шалавами. Наверно в чужом углу, а ты опять притон сколотишь. Зато от них «бабки». А свой сын…
— Чего зашелся? Мой сын у своего отца. Нашел себе сушеное чмо и кувыркается с нею у Хасана. Отца в четыре руки доют. Я им не дала разгуляться. А что деньги не дала транжирить, так и мне они легко не даются. Пускай приучаются жить на свои…