Да, прясло, пряслице, пряслен или пряслене – своеобразное приспособление для прядения, маленький грузик, маховичок, который надевали на веретено, чтобы оно ровней вращалось, когда пряха его раскрутит, чтобы ровнее шла нитка.
Пряхой была еще сто лет тому назад всякая крестьянская женщина или девушка, а в древности – почти всякая горожанка. Она должна была напрясть ниток, наткать из них полотна, чтобы одеть всю семью, да еще сделать себе приданое: без этого и замуж не возьмут.
Грубо расчесанное льняное волокно прикрепляла пряха к гребню своей прялки. Пропуская несколько волокон через зубья гребня, она левой рукой тянула это «прядево», а пальцами правой руки крутила веретено, подобно тому, как крутят волчок, только не опирая нижний конец на пол, на весу. Волокна скручивались в нитку, нитка навертывалась на корпус веретена; по мере того как пряха пряла свою пряжу, веретено становилось все толще. А если на веретено надевали пряслице, оно крутилось дольше, нитка получалась ровнее.
Представьте себе, сколько нужно было прясть каждой женщине!
Сколько, например, надо напрясть ниток, чтобы из них соткать потом хоть один кусок полотна на одну только рубаху? Наверное с десяток километров!
Работа трудная, медленная.
«У ленивой пряхи и про себя нет рубахи» – говорит старая пословица.
Приходилось каждую минуту, свободную от других домашних дел, прясть да прясть.
У некоторых народов женщины прядут даже на ходу, заткнув гребень с прядевом за пояс. И, уж конечно, пряли русские женщины после трудового дня, особенно в долгие зимние вечера.
Помните, за этим обыденным занятием застал пушкинский царь Салтан трех девушек, одну из которых (как раз не ту, что хорошо готовила, и не ту, что хорошо ткала) тут же решил взять себе в жены. Бытовая сценка, конечно, взята поэтом из тогдашней деревенской жизни. Девушки допоздна прядут и за этой работой делятся своими мечтами.
Но зимние вечера длинны, болтать с сестрами за пряжей тоже надоест.
Чтобы скрасить скуку постоянного прядения, в деревнях издавна устраивали посиделки. Девушки собирались прясть у одной из подруг по очереди. Разрешалось приходить и парням. За разговором, песней работа шла скорее. Устав, затевали игры – и снова за работу. Глядишь, и вечер прошел незаметно.
Конечно, у каждой пряхи было свое веретено, свое пряслице. Поэтому-то так часто находят пряслица и в курганах, и на древних поселениях.
Какие же они были, пряслица?
Разные.
Простейшие делали сами пряхи из первого попавшегося под руку черепка. Осколок посуды слегка обтачивали о какой-нибудь камень, придавая ему округлую форму, а в середине просверливали дырочку да и надевали на веретено.
Другие делали из глины, немного сплющив мягкий ее шарик и просверлив в нем круглое отверстие. Потом обжигали в печи – и глина затвердевала, как камень. Такое пряслице могло служить века.
Но были и каменные пряслица, каких сама пряха сделать не могла. Их-то и находят не только на поселениях, но и в погребениях: такая вещь была довольно дорога, ее, как ценность, клали даже в могилу.
Еще в прошлом столетии геолог Оссовский обратил внимание на то, что большинство таких пряслиц сделано из одного и того же камня – розового шифера, который у нас есть только в одном месте – на Волыни, в районе городка Овруча. В Овруче и в Киеве археологи нашли также мастерские, где делали пряслица. Оказывается, эти маленькие вещички высверливали из довольно больших прямоугольных плит шифера; остатки плит с рядами отверстий от высверленных пряслиц – своеобразные отходы производства древних мастеров – обозначают места мастерских.
Из овручского шифера делали не одни пряслица. Если будете когда-нибудь в Киеве, увидите, что в знаменитом Софийском соборе шиферные капители колонн и парапет на хорах; есть даже резные шиферные иконы. Конечно, такие крупные, тяжелые предметы тогда могли привозить только в города, близкие к разработкам камня.
А вот мелкий каменный товар из Овруча и Киева расходился по всей тогдашней Руси и даже за ее пределы. Пряслица из розового шифера находят, например, и в Болгарии, и, уж конечно, на берегах озера Ильмень и Чудского озера, Волги и Москвы-реки и даже на Таманском полуострове.
Но мода на них была лишь в определенное, хотя и долгое время. Первые шиферные пряслица появились в десятом веке, в одиннадцатом их встречается больше всего. В двенадцатом веке – уже меньше, в первой трети тринадцатого – еще меньше, а после монголо-татарского нашествия производство пряслиц в Киеве и Овруче, кажется, совсем прекратилось, и русские пряхи вновь вернулись к глиняным пряслицам.
Еще лет двадцать пять назад мне подарили за ненадобностью веретено с глиняным пряслицем, которыми пользовались лет за тридцать до того. Было это в селе Вирятине, Тамбовской области, и подарок я «передарил» в Москве Историческому музею. В наши дни в деревне пряху уже днем с огнем не найдешь. Если дома что и прядут, то не лен, а шерсть, а для шерсти пряслице на веретено не надевают. Возможно, что и прежде шерсть пряли без пряслица.
Шиферное пряслице – маленький, плотный, тяжелый грузик – было очень удобно для прядения. При меньшем размере оно весило столько же, сколько глиняное. И вдобавок это была изящная вещица. Каждая девушка хотела иметь такую.
Можно себе представить, что, когда бродячий торговец-коробейник заходил в глухое село или деревню, женщины и девушки наперебой спрашивали его, принес ли пряслены, и давали за них, не жалея, куски натканного холста или еще, что спросит коробейник – деньги-то в деревне были редкостью.
Ну, а дав за пряслен хорошую цену, его уж берегли. Старались не потерять и даже во время посиделок не перепутать.
Вот в темной избе потрескивает лучинка. При ее слабом, колеблющемся свете сидят на лавках девушки и прядут, напевая песни. Здесь же в углу примостилось несколько парней, которые подыгрывают им на дудках и гуслях, а сами только и ждут, когда устанут пряхи, когда захотят отдохнуть. Долгожданный час настал, и, положив возле прялок свои веретена, девушки весело пляшут с парнями. А есть и веселые игры. Например, такая игра со значением: от каждой девушки берут какую-нибудь вещь (тут уж в ход идут и ленты, и сережки, и пряслица от веретен), складывают их в шапку и под песню «Кому вынется, тому сбудется» тянут из шапки для девушек «счастье».
Но как говорит старая пословица: «Делу – время, потехе – час». И, садясь опять за работу, пряхи ищут свои веретена, разбирают пряслица, стараясь, конечно, не перепутать.
Наверное, поэтому на шиферных пряслицах зачастую можно увидеть разные значки-метки, по которым их можно узнать.
Метка меткой, а лучше все-таки надпись, чтоб уж никакого сомнения не было. Не знаю, как в деревнях, а в городах немало было грамотных людей, которые могли процарапать буквы не только на большой корчаге, но и на маленьком пряслице. Иногда здесь можно прочесть женские имена – Ульяна, Зоя, Ромада.
Из надписи мы узнали и самое название этого предмета. «Потворин пряслен», – написано на одном. Пряслен – это, конечно, сам грузик, а Потвора – имя владелицы, а может быть, как думают некоторые исследователи, и указание на то, что она считалась чародейкой – колдуньей.
Шиферный пряслен, конечно, был отличным подарком. На Руси издавна существовал обычай, согласно которому жених должен был подарить невесте богато украшенную прялку. Наверное, и пряслице тоже. Во всяком случае, на одном из них так и написано: «Невесточь», то есть невестин. На других имена прях стоят в дательном падеже: «Степаниди», «Ирини» – так тогда писали вместо «Степаниде», «Ирине». Это, вероятно, тоже подарки – может быть жениховские. Наконец, жених мог процарапать на прясле и свое собственное имя, должно быть, не без надежды, что именно с его именем пряслице «вынется» суженой на посиделках. Так объясняет Борис Александрович Рыбаков находки пряслиц с мужскими именами: «от Нежиловца», «Мартыня» (то есть Мартынова), «Никола», «Молодило». Есть и подарок особенный – не жениховский, но сделанный отнюдь с не меньшей нежностью.