Было и много других темных мест в правительственных отчетах о заговоре, которые использовал в своей работе Джерард. Однако его книга подверглась сокрушительной критике со стороны видного протестантского историка С. Гардинера, тоже написавшего специальную работу о «пороховом заговоре». Гардинер, в частности, высказал предположение, что землю заговорщики незаметно сбрасывали неподалеку в Темзу. Гардинер доказал также, что протоколы показаний Гая Фокса не носят следов подделки. Они показывают, как, преодолевая на допросах упорство арестованного, власти постепенно расширяли свои прежде скудные сведения о заговоре.
После отпора Гардинера иезуитская литературная атака временно захлебнулась. Официальная версия сохранила преобладание. Однако еще через полвека нападки на нее возобновились. В 1951 г. была опубликована книга X. Уильямсона «Пороховой заговор», в которой автор пытался подробно обосновать католическую критику официальной версии, хотя еще не покушался на самый факт существования этого заговора. Воспроизведя многие уже высказывавшиеся ранее аргументы, Уильямсон обратился к остававшейся в тени роли в тайной войне тех лет Томаса Фелиппеса — главного помощника Уолсингема в фабрикации «заговора Бабингтона». Посмотрим, какова же была эта роль, постаравшись дополнить факты, собранные Уильямсоном, данными, разысканными после выхода в свет его книги.
Итак, старый шпион Фелиппес — низкорослый уродец, специалист по расшифровке и подделке писем. Именно он по приказу Ф. Уолсингема сфабриковал подложные письма Марии Стюарт, которые послужили предлогом для вынесения ей смертного приговора. После воцарения сына Марии Стюарт Фелиппеса для соблюдения приличий удалили из разведки, хотя он слезно уверял Якова, что не имел ни малейшего отношения к казни его августейшей матери. Старому шпиону бросили кость — небезвыгодное место в управлении Лондонского порта. Однако даже после увольнения со службы Фелнппес никак не хотел отказываться от привычного занятия и даже рассчитывал снова завоевать благосклонность великих мира сего. Пока же он решил извлекать максимум возможного из своих занятий в управлении порта.
Томасу Фелиппесу, возможно, принадлежит приоритет в изобретении нового ответвления разведывательного дела — коммерческого шпионажа. Отставной агент занялся сбором различных секретных сведений о торговле, представлявших интерес для английских купцов. К нему стекалась информация из Голландии, Дании, Швеции, даже из России. К первой половине XVII в. можно отнести и налаживание промышленного шпионажа, хотя отдельные попытки в этом направлении предпринимались и ранее. Так, например, владелец железоделательной мануфактуры близ Сторбриджа, в графстве Вустер, Ричард Фоли сумел добыть подробные сведения о производственных секретах передовой тогда шведской металлургии. Получение этой информации способствовало процветанию предприятия Фоли, он добился дворянского титула, права заседать в палате лордов — совсем необычного отличия для промышленника в первой половине XVII в. Нередко, впрочем, краже секретов предпочитали в то время сманивание опытных мастеров, владевших этими секретами.
Но мы отвлеклись от Фелиппеса. Внимательно приглядываясь к пассажирам, он наметанным глазом, вернее, натренированным чутьем профессионального шпиона учуял назревающий заговор. А напав на след, уже не мог остановиться и решил произвести розыск на собственный страх и риск. С этой целью Фелиппес надумал завязать тайную переписку с признанным руководителем эмигрантов и многолетним организатором заговоров Хью Оуэном в Брюсселе. Переписка оказалась односторонней, так как не менее опытный интриган Оуэн заподозрил неладное в письмах, приходивших от некоего Винсента (так подписывал свои послания Фелиппес). Однако такое препятствие, конечно, не могло остановить старого подделывателя писем, который великодушно взял на себя сочинение и ответных послании Оуэна, фигурировавшего под именем Бенсон.
Фелиппес не учел одного — что не только он, но и Роберт Сесил прошел школу Уолсингсма. Сравнив перехваченные письма Винсента и Бенсона, Сесил сразу же сообразил, в чем здесь дело. В январе 1605 г. разгневанный министр приказал арестовать шпиона и доставить его немедля к нему. Фелиппес недолго отпирался. Горько сетуя на свою бедность, он открыл и еще один неожиданный мотив своих действий: Фелиппес хотел через Оуэна, связанного с мадридским двором, попользоваться деньгами, которые щедро рассыпал испанский посол в Лондоне, чтобы укрепить партию сторонников недавно заключенного мира!
Сесил приказал отправить Фелиппеса за самовольное вмешательство в государственные дела в тюрьму Гейтхауз, где тот и оставался до весны. Свой досуг он заполнял писанием покаянных писем и мольбами о прощении. Фелиппес клялся, что он «ничего так не желает, как иметь возможность сослужить Вам (т. е. Сесилу. — Е. Ч.) какую-либо службу». Старый шпион на этот раз не лгал. После освобождения из тюрьмы Фелиппес был совершенно разорен. Он только и мечтал поправить свои дела, снова нанявшись к Сесилу. Вместо этого в январе 1606 г., за несколько дней до суда над участниками «порохового заговора», Фелиппеса опять арестовали и посадили в Тауэр.
Предыстория этого второго ареста, всплывшая наружу в результате публикации архива Сесила, заслуживает внимания, поскольку кроме всего прочего характеризует приемы работы первого министра Англии. Вместе с Фелиппесом у Уолсингема трудился и другой опытный подделыватель писем и профессиональный шпион — Томас Барнс, пытавшийся, в частности, по поручению правительства втереться в доверие к Хью Оуэну и стать его агентом. В 1605 г. он в отличие от Фелиппеса еще оставался на службе. Как раз в самом конце года Барнс по прямому указанию Сесила подделал письмо Фелиппеса к Оуэну. Через несколько дней Барнсу вручили заграничный паспорт, подписанный самим Сесилом. Паспорт был выдан на имя Томаса Уилсона, одного из секретарей Сесила (осталось неизвестным, не был ли Барнс этим самым «секретарем Уилсоном» и в Англии). Поставив подпись на паспорте Барнса — Уилсона, Сесил в тот же день собственноручно написал частное письмо коменданту Дувра сэру Томасу Фейну. В письме предписывалось, соблюдая строжайшую тайну, без всякого шума арестовать человека по имени Томас Уилсон, который предполагает покинуть страну. И к великому негодованию Уилсона, он был арестован, несмотря на его клятвенные заверения, что здесь произошла какая-то ошибка и что он действует строго в соответствии с приказаниями Левинуса Монка, главного секретаря всесильного министра. Фейн, согласно инструкции, поместил Уилсона в одиночную камеру, а захваченные при нем письма переслал в Лондон на имя Сесила и лорда Нортгемптона, который занимал должность королевского наместника нескольких южных городов, включая Дувр.
Весь трюк заключался в том, что формально в первый раз Фелиппес был арестован по приказанию не Сесила, а Нортгемптона. Теперь же Нортгемптон, не подозревая интриги, отдал приказ о вторичном аресте Фелиппеса. Таким образом, хитроумный министр, с одной стороны, добился полной изоляции Фелиппеса, а с другой — мог делать вид, что арест произведен без малейшего его, Сесила, ведома и участия. Одновременно, с точки зрения министра, арест Барнса был также не лишней острасткой для этого агента. Барнса вскоре освободили, разрешили следовать во Фландрию, куда он и отправился, многократно заверяя Сесила в своей верности ему и преданности делам службы. А Фелиппес пока что прочно сидел в Тауэре. Но свет, как это давно известно, не без добрых людей. В судьбе бывшего шпиона приняли участие два человека, обычно мало склонные к сентиментальности (и эта забота с их стороны выглядит особо многозначительной в свете уже известных нам фактов). Пожалели Фелиппеса два его, можно сказать, сослуживца — Левинус Монк и комендант Тауэра сэр Уильям Уод.
Назначенный именно в 1605 г. на важный пост коменданта Тауэра, сэр Уильям Уод ранее служил разведчиком. Лорд Берли посылал его во Францию, Италию и Германию. Потом Уод стал послом в Португалии, откуда вернулся в 1580 г. после занятия этой страны испанскими войсками. В 1583 г. он был назначен клерком Тайного совета и сохранял этот пост на протяжении трех десятилетий — до 1613 г. Ему была знакома закулисная история всех заговоров Елизаветинской эпохи. Это был человек умный, очень осторожный и вполне заслуживавший доверия начальства, тем более в случае, когда дело шло о преследовании ненавистных ему папистов. На него можно было положиться еще и потому, что он совсем не страдал излишней щепетильностью. Уод был известен как жесточайший истязатель заключенных и провокатор, уволенный позднее со своего поста за похищение брильянтов, которые принадлежали одной посаженной в Тауэр родственнице короля.