На всем протяжении обследования эксперт должен оценивать не только различные вербальные и невербальные проявления поведения подэкспертного, но и обязан отражать их в своем заключении. Наблюдение за поведением освидетельствуемого и его психологический анализ позволяют эксперту решать определенные диагностические вопросы, а также предоставляет большую информацию о личности обследуемого и о его реакциях на поступаемые от врача конкретные вопросы и другие сигналы.
Для наблюдателя важна поза, занимаемая подэкспертным в процессе обследования, в том числе и поза, в которой он сидит. Она может быть разнообразной и свидетельствовать о различном состоянии обследуемого. Так, застывшая, как бы окоченевшая, поза может быть проявлением дистанции к эксперту; напряженная, напоминающая позу человека, изготовившегося к прыжку или бегу, может отображать защитные позиции обследуемого или свидетельствовать о его готовности к агрессии. Поза “развалившись” указывает на уверенность в себе, чувство превосходства, как бы говорит, что “ничего вы не докажете”. Напряженно сцепленные пальцы рук могут свидетельствовать о высокой степени самоконтроля. Свободная, раскрепощенная и естественная поза указывает на открытость и проявление доверия. В процессе обследования поза освидетельствуемого может неоднократно меняться.
Столь же разнообразной может быть и походка подэкспертного: быстрая, уверенная, семенящая, неустойчивая и т.п. Характер походки может свидетельствовать о некоторых неврологических заболеваниях или указывать на конкретное психическое состояние обследуемого, например, на испытываемое чувство страха.
Важна и оценка мимики освидетельствуемого. Так, если он смотрит в глаза эксперту прямо, это может быть проявлением доверия, чувства безопасности, но в то же время и проявлением вызова, агрессии. Если же обследуемый избегает встречаться взглядом с экспертом, это может свидетельствовать о лживости, отсутствии доверия, угрызениях совести, стыдливости. Когда обследуемый сидит не поднимая головы и устремив взгляд в пол, то чаще это выражение осознания вины, но может быть и проявлением страха или отсутствия доверия. Из приведенных примеров видно, что мимика освидетельствуемого может служить источником существенной информации, но ее интерпретация далеко не всегда проста, так как одно и то же выражение лица может быть проявлением разных чувств. Для правильного понимания мимической реакции в каждом конкретном случае необходимо подобрать ключ к установлению их соответствия определенному психическому состоянию обследуемого.
Немало информации дают эксперту и характеристики голоса освидетельствуемого (громкий, крикливый, обычный, тихий и т.п.), его речи (плавная, неуверенная, а также болтливость, молчаливость и т.п.), внимания (рассеянность, напряженное, прерывистое, невнимательность и т.п.), эмоций (смех, усмешка, страх, плач, шутка и т.п.), сотрудничества с экспертом (интерес, неуверенность, осторожность, задиристость, заискивание и т.п.). Большое значение может иметь и общая позиция обследуемого по отношению к эксперту (превосходство, наглость, сарказм, пренебрежение, фамильярность, панибратство, лесть, кокетство, предупредительность, доверительность, отчужденность, враждебность, беспомощность и т.п.).
Исходящие от обследуемого эти и другие сигналы о его состоянии могут изменяться на протяжении обследования. Многогранность таких сигналов требует для их правильной интерпретации хорошего знания психики и индивидуальности личности подэкспертного. Их отражение в заключении эксперта должно носить скорее описательный, а не оценочный характер, так как многозначность подобных сигналов не исключает их ошибочной трактовки.
Поведение обследуемого в процессе экспертизы нередко дает эксперту много важной информации о личности и поведении освидетельствуемого в той конкретной ситуации, которая и послужила причиной возбуждения данного дела. Однако не следует забывать, что сам отбор этой информации и ее оценка экспертом субъективны и поэтому интерпретация получаемых данных должна быть очень осторожной.
Если в процессе обследования в поведении подэкспертного доминирует защитная позиция, то ее отражение в заключении эксперта необходимо как обоснование скудности получаемой в таких случаях вербальной информации.
Не менее важно и поведение в процессе обследования самого эксперта, так как оно индуцирует, а может и провоцировать, соответствующее поведение подэкспертного. Следует помнить, что в такой особой ситуации, какой является сексологическое обследование, освидетельствуемое лицо очень чутко реагирует на поведение эксперта и со своей стороны тоже обращает внимание на его мимическую и вербальную реакцию, включая их в свою программу защитного и манипуляционного поведения. Нередко обследуемый по чуткости и наблюдательности не уступает многим профессиональным психологам, а та чрезвычайная ситуация, которой выступает сама экспертиза, лишь обостряет его восприимчивость. Уловив слабые стороны эксперта, освидетельствуемый иногда использует воздействие на них не только в процессе производства экспертизы, но и при последующем общении с экспертом в зале суда.
Когда поведение эксперта не кажется обследуемому угрожающим и воспринимается им как доброжелательное, приветливое и если не сочувствующее, то по крайней мере понимающее — это не только способствует благоприятному течению самого обследования, но иногда приводит к установлению будущего терапевтического контакта. Мы неоднократно встречались со случаями, когда после завершения бракоразводного процесса или отбытия наказания бывшие подэкспертные по собственной инициативе обращались к нам по поводу лечения. По их словам, побуждающим моментом к этому послужило именно доброжелательное и тактичное поведение врача при производстве экспертизы, явившееся источником доверия к нему и стимулировавшее осознание необходимости лечения.
Ряд сексологов подчеркивает значение искусства эксперта вникнуть в сложившуюся у обследуемого ситуацию, что особенно важно при наличии у последнего девиантного поведения. Это имеет значение не только для лучшего установления контакта с освидетельствуемым и предупреждения взаимных отрицательных эмоций, но служит и лучшему пониманию экспертом всего дела, а также способствует определенному человеческому сближению с подэкспертными, которые хорошо это чувствуют.
Глава V
Сексологический анамнез
Сбор, изучение и оценка сексологического анамнеза обследуемого лица — один из важнейших, обязательных компонентов как клинического, так и судебного сексологического исследования. Несмотря на то что в обоих случаях количественные и качественные характеристики собираемых данных могут совпадать, процедура их сбора и верификации существенно разнится. Это обусловлено той изначальной разницей в положении подэкспертного и больного, которая определяет их неодинаковое отношение к обследованию в целом, в том числе и к его анамнестической части. Имея внутреннее убеждение в необходимости соответствующего обследования и лечения, больной человек по собственной инициативе обращается за помощью к врачу-сексологу. Будучи заинтересован в достижении эффективного конечного результата лечения, пациент не только воспринимает анамнестическое обследование как необходимую, хотя, может быть, и не очень приятную процедуру, но зачастую и сам старается активно помочь лечащему врачу в ее проведении. Более того, многие больные даже бывают рады представившейся возможности “наконец-то излить душу”. В связи с этим сбор сексологического анамнеза в клинической практике, как правило, не представляет для врача-сексолога больших трудностей и не требует значительных затрат времени[*Сбор сексологического анамнеза в сексопатологической клинике, его объем, техника сбора и клиническая верификация — см. список литературы № 377.].