К делу представлен список; относящийся к общему собранию 1888 года. Выборка из этого списка была напечатана в № 37 газеты "Новости" за 1889 год. Номер этот представлен к делу самими обвинителями. Из этого списка выводится такое заключение. В указанный список были внесены 98 акционеров, владевших 6503 акциями и располагавших 264 голосами. Извлекаем из этого числа имена лиц, наиболее близко стоящих к банку. Здесь члены правления, ревизионной и оценечной комиссий и их ближайшие родственники. Степени родства указываются в этом списке. Из приведенного списка видно, что 2613 акций и 102 голоса принадлежали правлению, комиссиям, родственникам главных деятелей и зависящим от них лицам. 102 голоса при 2613 акциях имеет правленческая партия, группирующаяся около главного, крупного акционера. Затем были четыре человека с 320 акциями, принадлежащими другому учреждению, в котором Масловский являлся председателем. Затем еще указываются некоторые фигуранты, но мы не можем этого подтвердить. Но вот вам несомненная партия в 102 голоса, которая состоит из деятелей банка и их родственников.
Масловский говорит: кем составлен этот список и чем он доказывается? Положим, перед судом все должно быть доказано, но я вправе и себя, и обвинителей считать за людей честных и порядочных, которые не станут спорить о том, о чем спорить нельзя. Если нам обвинители скажут, что родства не существует между этими лицами, то я устраняю список, не стану доказывать, что такой-то в известной степени родства с таким-то, что такая-то состоит дочерью, падчерицей, женой, сестрой. Если не отвергать родства, то и мы говорим, что 102 голоса составились из деятелей банка и их родственников. Родственникам, говорят, нельзя запретить иметь акции и являться на общие собрания. Пусть так! Но для дела чрезвычайно важен этот родственный элемент. Так, например, фамилия Масловских является в четырех лицах, Кувшинниковых — в трех, Тизделя — в четырех, Бока — в четырех, Масленникова — в двух, Черкасова — в двух, Вейнберга — в двух. Остальные акционеры мало появлялись на общих собраниях, а тут целыми родственными группами идут. Говорят: мы им не раздавали акций, но эта партия, группирующаяся около вас, есть партия оценщиков, ревизоров, которых вы же сами выбирали. Наконец, эта группа ваших родственников, которые не пойдут против вас. Ах! господа судьи, как бы мы хорошо себя чувствовали, если бы за вашим столом сидели теперь наши родственники, хотя бы и не нашего подбора. Как не порадеть родному человеку! Составляется такая группа. Что же могут поделать тут Михельсон и Глуховской, которые идут против такой непреодолимой крепости и заявляют свой протест!
Таким образом, нам представляется доказанным, что общие собрания были из подставных акционеров. Не было меньшинства, потому что меньшинству тут нечего было делать; могли быть толь, ко единоличные протесты, которые ни к чему привести не могли.
Остается еще одно: отвлечение капиталов банка на биржевые спекуляции.
Масловский говорит, что в обвинительном акте Саратовского банка дело идет об отвлечении капиталов на собственные биржевые операций Борисова, а в Тульском банке этого не было. Но Нотович не утверждал, что биржевые операции совершались на пользу и выгоду членов правления; он просто говорит, что капиталы отвлекались на биржевые операции. Это же нам говорят свидетели: Михельсон, Костылев и Шершевский. Вот что они говорят. Михельсон говорит: "Банк вопреки уставу покупал негарантированные правительством процентные бумаги, причем если банк на этих бумагах терпел убытки, то стоимость процентной бумаги в счетах обозначалась по покупной цене, а не по той, по которой они были в действительности проданы". То же показывает Костылев. Шершевский говорит: на покупку спекулятивных бумаг затрачивалось около 8 миллионов, а года два тому назад на бумагах этих была потеря около 90 тысяч рублей, что подтверждается и отчетами. Вследствие таких нарушений Шершевский вышел из ревизионной комиссии, в которой был с 1881 по 1886 год.