Рабочий день близился к концу, на него напала такая тоска, что вдруг захотелось где-нибудь посидеть, выпить, отметить мудрое решение – расстаться с опасной прокуратурой. Как и большинство южан, Газанфар был человек эмоциональный, нетерпеливый, не особо раздумывая, он набрал номер Татьяны Шиловой и пригласил ее сразу после работы в ресторан.
– В «Лидо»? – радостно спросила Шилова, как раз сегодня утром Камалов предупредил ее, что наступили ответственные дни и желательно находиться поближе к Газанфару.
– Я тоже давно не был в «Лидо». Как там вкусно начиняют перепелок свежей бараньей печенкой – объеденье! – сразу загорелся Рустамов. – Решено, идем ужинать в «Лидо». Я сейчас же закажу столик у Икрама Махмудовича, вечером к ним без записи не прорваться, и насчет перепелок обговорю.
Положив трубку, он посмотрел на часы. В связи с обретением независимости Узбекистан перешел не только на свое время, не сдвигая его по весне и по осени, но и изменил часы работы государственных и правительственных учреждений – они начинали работать так же рано, как заводы и фабрики. Восток вообще рано встает, голос муэдзина призывает правоверных на утренний намаз с первыми лучами солнца. До конца работы оставался целый час, и он начал рыться в письменном столе, шкафу и вдруг минут через пятнадцать поймал себя на мысли, что отбирает бумаги так, словно завтра же освобождает кабинет и навсегда покидает прокуратуру, где проработал столько лет, эта мысль приободрила, и он с усердием стал складывать в угол бумаги, которые следовало сжечь. Он делал это так рьяно, что забыл про время. Оторвал его от дел неожиданный звонок. Звонил Талиб, прежде никогда не звонивший ему на службу.
– Очень хорошо, что застал тебя на работе, – сразу заговорил Талиб. – Тут сложились неожиданные обстоятельства, и Японец оказался у меня в руках, опасения твоих дружков подтвердились. Но в последний момент мы тут решили, зачем нам всю ответственность брать на себя, за Японцем стоят серьезные люди, вместе будет легче отбиваться. Найди и Сенатора, и Миршаба и передай, чтобы они сегодня, когда стемнеет, приехали ко мне, но не в Рабочий городок, а в Келес, я там загородный дом, виллу, построил. Запиши адрес: улица Восточная, 13. Если заплутают, пусть к чайхане завернут, она до глубокой ночи работает, там подскажут, как к дому Талиба подъехать. Время конкретно не оговариваю, но ты должен поднять их хоть с постели, но доставить обязательно.
– Почему доставить?! – чуть не завизжал в испуге Газанфар, нервы у него были на пределе.
– Успокойся, я оговорился, твое дело сказать, они сами примчатся, у них есть интерес, я чую, – и разговор оборвался.
«А если бы меня прослушивали?» – с ужасом подумал Газанфар и достал из сейфа прослушивающее устройство «Сони», чтобы забрать домов, больше он в прокуратуре не работал и никого прослушивать не хотел. И последнее, то, что будет связывать его с «сиамскими близнецами», – приглашение Талиба на встречу в Келесе. Уже пора было спускаться вниз, заводить машину, но он задержался, хотел избавиться от неприятного поручения. Позвонил Сенатору – того не оказалось дома, набрал номер Миршаба – он, оказывается, отбыл на совещание в Министерство юстиции и сегодня уже не будет.
«Что ж, позвоню из «Лидо», – решил Газанфар и, захватив бумажку с адресом в Келесе, быстро сбежал вниз. Татьяна поджидала его возле машины.
Когда через полчаса они оказались в «Лидо», предупрежденный Икрамом Махмудовичем метрдотель провел их в дальний угол зала за двухместный столик, кабины сегодня, в большие, и малые, и банкетные, все были заняты. По какому поводу? – подумал Газанфар, но тут же нашел ответ: пятница, самый загульный день в больших городах.
Плохое настроение, возникшее среда дня, не покидало Газанфара, и он предлагал тост за тостом, Татьяна не сдерживала, чувствовала, что Рустамова мучает какая-то проблема, но затронуть ее трезвым он не решался. Когда принесли долгожданных перепелок, Газанфар вдруг вместо тоста объявил:
– Татьяна, я решил оставить прокуратуру.
– Почему? Зачем? – не показывая особого интереса, спросила Шилова.
– Устал. Запутался. Заврался. Да разве это сейчас работа! Ты ведь не знаешь, что значило раньше служить в прокуратуре республики! – ответил с пафосом Газанфар и, безнадежно махнув рукой, как несмышленышу, выпил залпом очередную рюмку коньяка.
– Ты хорошо подумай, может, все и образуется, – по-женски участливо произнесла Татьяна, – такие дела сгоряча не делаются…
В этот момент у столика оказался официант, он с улыбкой поставил перед ними две бутылки французского шампанского.
– Что же ты такое шампанское сразу не принес! – взвился Рустамов.
– Это подарок. Прислали ваши друзья, они нагрянули часом раньше, гудят по-черному. Так они позвонили в валютный магазин, он тут рядом, через площадь, оттуда три ящика привезли.
– Что-то в зале я не видел знакомых, – удивился Газанфар.
– Они в большом банкетном зале пируют, а Сухроб Ахмедович выходил звонить, вас и увидел. Презент вам от него.
– С кем он так широко гуляет и кто так валютой швыряется?
– Это хан Акмаль пирует, возвращение на свободу отмечает. Там желающих за него заплатить много, да вы их всех знаете, а Сухроб Ахмедович с Миршабом, как я понял, приглашены в гости.
– И этот здесь? – изумился Газанфар и пьяно рассмеялся. – А мне сказали, что он на совещании в Минюсте. Передай Сухробу спасибо и еще – пусть не уходит, не встретившись со мной, у меня к нему важное дело есть, а то любит он по-английски исчезнуть, особенно когда уже счет выписывают…
В зале загремела музыка, и самые нетерпеливые сорвались с мест. Ресторан дошел до кондиции – так любил выражаться его старший метрдотель Икрам Махмудович, как никто другой, тонко чувствующий публику.
Газанфар попытался открыть новую бутылку, но Татьяна остановила его, сказала: давай потанцуем. Она видела, как Рустамов быстро пьянеет, кроме того, ей хотелось увидеть, кто же так щедро отмечает возвращение хана Акмаля из тюрьмы, большой банкетный зал как раз находился рядом с эстрадой. Оркестр играл почти без пауз, и за три танца подряд Татьяне удалось увидеть кое-кого из сановных лиц, входивших и выходивших из банкетного зала. Были среди них не последние люди из Верховного суда, и Министерства юстиции, и Совета Министров республики, о них следовало немедленно доложить прокурору Камалову, он должен знать, на кого из нынешних власть имущих людей опирается хан Акмаль.
Шилова много слышала про легендарного хана Акмаля, и ей было интересно увидеть вблизи, каков он, оставивший с носом и хваленое КГБ, и могучую Прокуратуру СССР с ее умнейшими следователями, не вернувший казне и рубля, когда у каких-то завмагов сплошь и рядом изымали миллионы еще в доперестроечных рублях! Но ей не повезло, хан Акмаль ни танцами, ни танцующими не интересовался и свое тронное место во главе огромного, богато накрытого стола не покидал весь вечер – уж очень сладко было выслушивать тост за тостом о себе, о своем мужестве, мудрости. Какие тут могут быть перекуры, если к тому же учесть, что славили аксайского Креза не рядовые граждане.
Вернулись за стол передохнуть и открыли бутылку французского шампанского. Татьяна делала вид, что ей сегодня безумно хочется танцевать, она все-таки желала оставить в памяти побольше гостей хана Акмаля. Когда они допили первую бутылку, приятный мужской голос из-за спины Татьяны спросил любезно:
– Ну как шампанское?
– Спасибо, Сухроб Ахмедович, замечательное! – как-то суетливо, подобострастно, трезвея на глазах, ответил вскочивший Газанфар.
– Я не буду вам мешать, но бокал шампанского за приятный вечер с вами выпью, – добродушно сказал Сенатор, присаживаясь на стул, любезно приставленный официантом.
Сухроб Ахмедович уверенно, как хозяин, взял со стола вторую бутылку. Пока он снимал ножом сломавшуюся проржавевшую проволоку на пробке, Татьяна склонилась под столом, над туфелькой, чтобы поправить сбившиеся в танце подследники, и в этот момент Газанфар сказал по-узбекски:
– Сухроб-ака, у меня к вам сообщение. Звонил Талиб и передал, что Японец у него в руках и что какие-то ваши опасения подтвердились. Он обязательно просил заехать к нему сегодня ночью, вот адрес… – И он, достав записку, сунул ее в карман пиджака Сенатора.
– Мог бы в наедине сказать, – недовольно заметил Сухроб Ахмедович тоже по-узбекски и тут же радостно произнес по-русски: – Подставляйте бокалы!