— Дядюшка, а дядюшка!.. — окликнул его Карасев.
Тот взглянул и чуть было не дал тягу, но Семен Иванович предупредил его, обскакав наперерез.
— Родимый, не погуби, не повинен в изменном деле, — упал тот перед ним на колени.
— Какое тут изменное дело!.. Где тут дом купца Горбачева?
Мужичонко даже ошалел от такого неожиданного вопроса. Семену Ивановичу пришлось повторить его.
— Горбача-то… А вон насупротив!.. — поднялся с колен успокоенный мужичонко. — Только его самого надысь прикончили, — добавил он, сделав выразительный жест рукою.
Карасев направился к воротам указанного дома, а мужичонко все-таки тотчас же дал тягу и скрылся в тех же воротах, откуда вышел.
Ворота указанного Семену Ивановичу дома были отворены настежь.
Он въехал во двор, осторожно слез с седла и, положив на левую руку бесчувственную Аленушку, правой привязал коня к столбу находившегося во дворе навеса.
Бережно понес он свою драгоценную ношу в дом.
Дверь в доме тоже была открыта настежь.
Он вошел в первую горницу.
С первых же шагов было видно, что дом разграблен дочиста.
Семен Иванович положил Аленушку на лавку. Она не подавала никаких признаков жизни.
Он вышел снова на двор, добыл в полу кафтана чистого снегу и начал смачивать ей лицо, виски.
Холодная влага подействовала. Несчастная глубоко вздохнула.
— Аленушка! — тихо окликнул он ее.
Она с трудом открыла, видимо, от слез потяжелевшие глаза.
— Сеня… Сенечка!..
Она сделала движение встать, но не могла.
— Лежи, лежи, родимая!
— Где отец?
— Жив, здоров, не тревожься…
— Неправда… Тот сказал… палками… — еле слышно простонала она.
— Брешет он, рыжий пес, брешет… Не тревожь себя, родная… для меня…
— Для тебя?.. А почто я-то нужна тебе такая… сегодняшняя?..
— Дорога ты мне была и есть… невеста моя ненаглядная, — наклонился он к ней и поцеловал ее в лоб.
— Не тронь! — вскинула она на него свои чудные, истомленные страданьем глаза. — Не стою я тебя… Я погибшая…
— Что ты, что ты, родная, не гони меня от себя, твой я, по гроб жизни твой!
Он начал горячими поцелуями покрывать ее холодные руки.
В это время в соседней горнице раздались чьи-то слабые шаги.
Карасев торопливо обернулся, положив руку на кинжал. Он, видимо, ожидал врага и готов был до последней капли крови защищать свою ненаглядную, пришедшую в себя невесту.
Дверь скрипнула и отворилась. На ее пороге появилась одетая в лохмотья исхудалая старуха: космы совершенно седых волос выбивались из-под сбившегося набок повойника.
Пересохшие губы были искажены как бы от невыносимого внутреннего страдания, глаза дико горели каким-то неестественным блеском.
Женщина протянула вперед свои почти голые, костлявые руки.
Семен Иванович снял руку с кинжала и как-то невольно отступил назад перед этим страшным видением.
— Ты здесь, душегубец… опять! — прохрипела старуха.
— Кто это? — почти в паническом страхе произнес Карасев.
Елена Афанасьевна сделала усилие и присела на лавке.
— Агафьюшка! — тихо проговорила она.
Старуха действительно была Агафья Тихоновна. Семен Иванович не узнал ее, хотя несколько раз видел в Александровской слободе. До того изменили ее последние пережитые дни, во время которых она была свидетельницей наглого надругания над ее дитятком — Аленушкой, которую она не считала уже в живых, и мученической смерти ее хозяина и благодетеля, Афанасия Афанасьевича, там, на Городище, где была и она.
Ум старухи не выдержал — он помутился.
Услыхав возглас Аленушки, Карасев пришел в себя и сделал шаг навстречу старухе.
— Какой же я душегубец, Агафья Тихоновна, я жених Елены Афанасьевны… Разве вы меня запамятовали?.. В слободе еще встречались.
— Жених!.. — своим перекошенным ртом засмеялась старуха. — У ней один теперь жених… Христос…
Костлявой рукой своей она указала сперва на Аленушку, а затем на небо.
Елена Афанасьевна, прислонившись к стене, неподвижно сидела и с каким-то инстинктивным испугом переводила свои полузакрытые от слабости глаза с няньки на Карасева и обратно.
— Что вы, Агафья Тихоновна, заживо-то ее хороните, лучше проводите в опочивальню, да в постель уложите, ей отдохнуть, а мне к царю спешить надо, дело есть важное, — заметил Семен Иванович.
— Иди, иди к царю, такой же он, как ты, душегуб и кровопийца! — вскрикнула старуха и, быстро бросившись вперед, встала между ним и Еленой Афанасьевной.
Он было сделал шаг, чтобы устранить ее, но она приняла угрожающую позу.