... Объясняя, в посольском покое изумленному Ибрагиму причину и природу их выносливости, которую шах назвал нечеловеческой, Насими, в сущности, повторил проповедь, произнесенную некогда в Ущелье ада.
- Если бы человек изучил природу творящих частиц в своем теле, то он, подобно своему творцу - вселенной, и сам бы достиг вечности, - говорил он.
Необычная речь и кипение искр в глазах уже не казались Ибрагиму дьявольщиной, хоть и по-прежнему внушали удивление. Он приказал оказать послам врачебную помощь, и личный лекарь шаха перевязал им раны. Личный тазоносец и личный водолей шаха подали им умыться, после чего принц Гёвхаршах повел их в ярко освещенный множеством свечей в люстрах и шандалах тронный зал. В коридорах по пути их следования кроме телохранителей стояли аскерхасы, и вслед за послами плотно прикрывались двери.
О чем говорилось в ту ночь за закрытыми дверями тронного зала, в летописях нет ни единой строки. Согласно порученной Фазлом строгой секретности и взаимному желанию шаха беседа велась без записей. В сущности, это было продолжение порученного Фазлом намаза перед Высокоименитым, и, по условиям намаза, Ибрагим обязался обеспечить Фазлуллаху и его мюридам безопасность на территории Ширвана; хуруфиты же, в свою очередь, обещали через посредство тайного мюрида Фазла, состоявшего на службе у эмира Тимура, уведомлять шаха обо всех важнейших событиях в стане повелителя, равно как и о настроениях его, укреплять связи шаха с начальником крепости Алинджа сардаром Алтуном и прибывшими к нему на подмогу правителями Шеки, Гянджи Шамхора и Тавуша, а также с аснафом Нахичевани и Карабаха Все это означало подготовку к войне против Мираншаха которую предполагалось начать в окрестностях Алинджи и затем двинуть дальше. В первые же дни войны хуруфиты общали поднять восстание по ту сторону Аракса, дабы свергнуть Мираншаха и посадить на тебризский трон Ибрагима.
После переговоров шах пригласил послов в пиршественный зал, но, отказавшись от угощения, хотя и отведав в знак уважения к союзнику знаменитого ширванского вина "рейхами", поднесенного им в золотых чашах самим шахом они поблагодарили его и тотчас ушли. Как ни слабы они были носче пережитого, в глазах их сверкал блеск большой победы.
После короткой встречи на тайной квартире с мюридами-гасидами мовлана Махмуд и раис Юсиф сели на коней и поспешили к месту укрытия Фазла, чтобы сообщить ему о результатах и вывести наконец из подполья, а Насими в сопровождении группы мюридов, которым Юсиф открыл вновь назначенное место жительства Устада, поехал туда. Одновременно с ними во все ремесленные общины отправились гасиды чтобы сообщить о результатах намаза Сеида Али перед Высокоименитым и порадовать сердца новыми рубаи Насими.
Света от тьмы отделенье - придите узреть.
Правды от лжи отлученье - придите узреть!
В лике моем - озаренье - придите узреть
Бога во мне откровенье - придите узреть!
Эта радостная весть и вместе с тем призыв освободили от напряженного ожидания и беспокойства тысячи людей и знаменовали новый поворот в их жизни.
ОТЛУЧЕНИЕ
7
Путь Насими и мюридов лежал через горы и ущелья, где уже царила весна. В расщелинах шумели бурные потоки, образованные талыми горными снегами, и здесь сильно ощущался запах мяты. На взгорках и перевалах запах полыни перемежался с настоявшимся запахом испепеленных за день весенним солнцем маков. Топот коней по иссохшим, едва приметным "о тьме тропинкам подчеркивал тишину ночи. Позабыв и о пытках в железной клетке, и о беседе с шахом, позабыв даже радость победы, Насими думал сейчас о Фатьме, тоскующей в разлуке с ним, как эти истомившиеся от зноя маки. Время от времени вдруг слышалось ржанье коней, и мюриды, натянув поводья, медленно спускались в ложбину, чтобы снизу разглядеть путников, силуэты которых отчетливо вырисовывались в звездном свете и выдавали в них друзей или врагов. Присохшие повязки отставали при спуске, причиняя страшную боль в растревоженных ранах, но ни боль, ни возможная опасность не могли отвлечь его от мыслей о Фатьме, которая наверняка уже знает о его возвращении из дервишских странствий и вместе с отцом и мюридами едет сейчас, должно быть, в новую резиденцию, где Насими увидит ее.
Несколько лет тому назад тайный мюрид Фазла, сидевший пред очами Дива, как называли хуруфиты эмира Тимура и что в лексиконе их означало "человек-зверь", перехватил послание дервиша-хабаргира, в котором содержались сведения о халифах Фазла, в том числе и о Насими, и переслал в бакинскую резиденцию Фазла. "Насими, - сообщал дервиш-хабаргир, - известный среди тюрков поэт и несчастный влюбленный".
О причинах несчастья дервиш не писал, ибо не мог знать о них. У Насими, как у всех хуруфитов, и счастье, и горе были связаныс учением Фазла.
Согласно учению, утверждающему, что "Фазл есть Хакк", мюриды видели в Фазле весь мир, а в целом мире видели Фазла. По их лексике слово "Фазлуллах" означало науку и достоинство мира, порожденное самим миром и принадлежащее человечеству. Пока человек несовершенен, он отлучен от своего достоинства; по достижении же совершенства он познает, что сотворен вселенной и носит ее в себе, осознает себя как творца. И наступит тогда конец двойственности, разделяющей творца и сотворенного, образуется единство, и человечество станет цельным, как "алиф". И когда человечество станет единым и цельным, как вселенная, исчезнут различия в языке, религии, нравах; воцарится взаимопонимание и братство; не станет гнета и страха, всего, что принижает достоинство человеческое.
Вот почему каждый новый человек, принимающий учение Фазла, являл собой новый шаг на пути к единству, и чем больше мюридов Фазла, тем короче путь. Но путь этот сам порождал свои трудности. Привлечь людей к хуруфизму не составляло большого труда, ибо чем острее разил меч завоевателя, чем тяжелее давил гнет, тем больше людей рвалось из-под него и искало прибежища в учении Фазла. Гнет сам обращался против себя, невежество и мракобесие увеличивали нужду в познании. Но беда заключалась в том, что и в людях, посвятивших себя борьбе за совершенство, проявлялось несовершенство, и на пути к единству вставали преграды, которых не мог преодолеть сам Фазл.