- У меня в Баку есть такой верный защитник и опекун, как мовлана Таджэддин. В тебе я не нуждаюсь, - говорила наследница духа.
После той ночи, когда Фатьма, презрев запрет, примчалась встретить своего возлюбленного, она как в воду канула. Насими не видел с той ночи ее совершенного лика, не слышал ее голоса, он истомился и измучился так, как если бы его лишили воды и воздуха, и сейчас, как ни приглушенно звучал ее голос, ухо Насими тотчас уловило его в гуле многотысячной толпы.
- Твой досмотр терзает мне душу! Я должна выйти из-под надзора. Передай Фазлу: я прошу разрешения на вольное дервишество.
- Вольное дервишество дозволено только Рухи-равану (Р у х и-р а в а н вечный дух, по учению хуруфитов, пребывающий в совершенном человеке - ред.). Твой же дух мечется. Ты отчаялась! - бесстрастно ответил Юсиф.
- Твой надзор - вот причина моего отчаяния!- вскричала Фатьма; в голосе ее звучали гнев и бунт.
В голосе же Юсифа слышалась непреклонность.
- Ты должна ехать со мной в Тебриз - по велению Фазла, - говорил-он. Никто, кроме тебя, не имеет права огласить День Фазла. Если бы не это, я сам бы испросил у Фазла разрешения тебе на вольное дервишество.
- Ты лжешь! Не ради Дня Фазла ты держишь меня возле себя. Я знаю! Ты падок до власти! Ты пленник своих диких страстей и мечтаешь жениться на дочери и наследнице духа Хакка! Невежественный мясник! Немой Самит! Ты вызубрил "Джавиданнамэ", но понять его у тебя нет ума. Ты остался половинчатым, и единственное твое призвание - насилие!
Насими услышал, как разошлись звуки тяжелых, неторопливых шагов Юсифа и быстрых, взволнованных - Фатьмы. Ничего не различая в густом дыму, от которого першило в горле, он бросился вслед шагам Фатьмы и, чудом отыскав, взял ее за руку. Рука не противилась, она доверчиво и ласково прижалась к его руке. Фатьма остановилась сразу. Обхватив ее лицо ладонями, Насими попытался остудить его жар, но Фатьму била дрожь.
- Юсиф - жестокий насильник! - задыхаясь, говорила она. - Он топчет наше достоинство! А мы терпим! Мы с каждым днем мельчаем! Почему ты не восстанешь? Почему не
разрушишь эту клетку?! .
Встреча с совершенноликой не радовала Насими. Впервые в жизни он не радовался встрече с любимой: она прибавила ему горя и смятения. Обняв ее и прижимая к своему сердцу, он повел, ее в сторону от людского потока, от дыма и шума. Он начал говорить, делясь с ней своим отчаянием, своим страшным прозрением. "Ты права, - говорил Насими, - Юсиф действительно насильник. Он половинчатый". И не только в том горе, что их насильственно разлучили. В такое смутное время меджлис не внял его словам, а Фазл отстранил от дел. Когда же тайная резиденция Ахи Гассаба в Тебризе станет средоточием всех дел, Юсиф станет еще большим насильником и, не соблюдая границ своих прав, обуздает мюридов и подчинит их себе, а так как сам он не очень преуспел в науках, то, пренебрегая воспитанием высшего духа, в спешке, подгоняя срок восстания, раздаст хирги проходимцам и грабителям с большой дороги; собравшимся в войсках Кара Юсифа и султана Ахмеда. Глупо надеяться, что такая темная и гнусная личность, как султан Ахмед Джелаири, за какие-то недели или месяцы освободится от диких страстей, очистится и обретет высший дух. На это нужны годы и годы. Но Юсиф и его оденет в белоснежную хиргу. И когда объявят День Фазла, трон и корона снова перейдут в руки невежд, и веру в знание, единство и вечность заменит вера в силу. И гнет, меч и страх начнут царить сызнова. Вот, где горе! Вот крушение!
Фатьма слушала молча; горячая, смятенная речь Насими потрясла ее.
- Почему ты не скажешь об этом Фазлу? --спросила она. - Почему ты молчишь?! Почему не взбунтуешься?!
- Разве бесплодность моего бунта не очевидна, родная? - с горечью возразил Насими. - Халифы доверили подготовку восстания Юсифу, меджлис поддержал их. Их, не меня! Фазл же никогда не противопоставляет воле меджлиса свою волю. Ты же знаешь его правило: "Подавление воли меджлиса совершенных несовместимо с нашим учением"...
В темноте Насими скорее почувствовал, чем увидел, пристальный, напряженный взгляд своей любимой.
- Выходит, мне следует идти с мясником?! - В голосе Фатьмы слышалось отчаяние.
- Выслушай меня, милая, не сердись и выслушай, что я скажу тебе, - Насими пытался говорить как можно мягче и ровнее, чтобы не только любимой, но и себе внушить терпение. - Первый и вечный источник моей силы - Фазл. Без него я ничто. Я все думаю и стараюсь понять, почему Фазл остался глух к моему требованию отказаться от оружия? Разве сила воздействия нашего учения так мала, что он не видит иного выхода, кроме оружия? Не верю! - Рука его потянулась к маленькому деревянному мечу за кушаком. - Наш символ вечен! И я не верю, что Фазл, враг кровопролития, хоть па время отречется от него. Это невозможно! И если он не возражает тем, кто твердит, что наступило время оружия, то, я полагаю, причиною тому служат какие-то неизвестные мне соображения. Какие соображения? Если я додумаюсь, то пойду к нему тотчас на намаз и скажу все, что думаю о Юсифе, Кара Юсифе Каракоюнлу, султане Ахмеде, о возможных результатах нашего восстания и судьбе тебризского трона, о грядущем крахе царства справедливости и о том, наконец, что не вижу смысла в твоем пребывании в резиденции Ахи Гассаба в Тебризе. Но Фазл сказал мне: "Ты выше наших преходящих забот. Будь вольным дервишем и проповедуй наши идеалы своей поэзией". Почему он так сказал? Выше преходящих забот только дух Фазла-Хакка! Во мне его нет. Куда вольному дервишу-проповеднику, отлученному от дел, до духа Фазла-Хакка?! Я потерялся в мире неразгаданных тайн, жажду их раскрытия и не могу прийти к цели! Потому, что разгадка всех тайн на лице У стада, лицо же его сейчас для меня сокрыто.
Но Фатьма не слушала, в мозгу у нее билась одна-единственная мысль.
- Значит, мне ехать с мясником?! - иступленно спросила она. Отчаявшись, она утратила способность беспристрастного мышления и замкнулась на одной этой мысли.
- На то воля Хакка, родная! - глотая слезы, выдавил Насими.
Фатьма отняла у него свою руку и, помолчав, заговорила медленно, запинаясь:
--Два года отлучения расплавили меня, как свечу... Я терпела... ждала... надеясь, что ты вернешься и вызволишь меня из неволи. Теперь вижу, что зря! Не возлюбленной женой я была тебе, ты держал меня за любовницу!.. А теперь своими собственными руками отдаешь меня Юсифу! Тебя сломили, Сеид!