Этот рассказ тогда поразил Авруцкого. Он считал, что обладает очень неплохой памятью, но помнить каждую минуту своей жизни?!
Авруцкий подошёл к столу, поставил на него рюмку и мимо застывших, как в финальной сцене «Ревизора», жены и Мальцева вышел в сад. Глубокая тёмная чаша неба, уже начавшая светлеть по краям, опрокинула на него редкие мерцающие крупинки звёзд.
— «Звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас», — вспомнил он Канта.
Авруцкий вернулся в комнату. — Вы правы, доктор, — обратился он к врачу, — я слишком увлёкся звёздами и предал Валю.
Утром Авруцкий выехал в Ленинград. В институт он больше не вернулся. Валю он нашёл в доме инвалидов в Пушкине, снял там квартиру, ходил к ней ежедневно, затем устроился туда на работу сторожем. С приезжавшими к нему сотрудниками института и женой говорил отчуждённо. Возвращаться в институт наотрез отказался, причины объяснять не стал. Валя так ничего и не вспомнила, но постепенно привыкла к Авруцкому и их часто видели гуляющими вместе по дорожкам Екатерининского парка, куда Валю с ним отпускали. Умерли они с разницей в один месяц три года спустя. Похоронены рядом на местном кладбище. Те, кто знал Авруцкого в эти последние три года жизни, рассказывали, что он был спокоен, почти ничего не говорил, зато слушать умел, как никто другой.