Личность полагает, что «право на жизнь» – это диспозитивная норма, что одухотворённое тело – это вещь, которой можно владеть, пользоваться и распоряжаться по своему собственному усмотрению. «Я хозяин своей судьбы, я собственник себя же, поэтому я вправе», – говорит личность и убивает себя.
Семья переживает этот акт как неестественную и преждевременную утрату чего-то большего, имеющего личную неимущественную ценность. Но возникают и материальные убытки. Оставшиеся члены семьи вынуждены нести расходы на погребение и на поиски утешения – в лечении или в каком угодно «самолечении». Хотя и в последнюю очередь, но печалят их также непринесённый доход, непостроенный дом, непосаженное дерево, нерождённые дети. Своим поступком самоубийца обрубает целую ветвь на родовом древе. Поэтому именно на семейном уровне происходит осознание эгоистичности и братоубийственности суицида. Логика типичного самоубийцы редко забирается выше личного, если только известный акт не совершается в публичных интересах, когда речь идёт о жертвенном подвиге.
Очевидно и неоспоримо, что любая человеческая общность рассматривает самоубийство как смерть своего собрата. Жалея или осуждая, народ получает, прежде всего, ощутимую экономическую дыру в своём хозяйстве. Размеры и тяжесть потерь зависят, главным образом, от социально-экономической системы, профессии человека и его роли в экономике. При капитализме возникают сбои на рынке и простои на предприятиях, затяжные кадровые перестановки, передел капиталов, убытки от непроданных товаров и неполученных прибылей. Для социалистического общежития последствия ещё трагичнее, ведь там человеческое братство во много раз ближе и теснее, а собратья относятся друг к другу, как к товарищам. Ущерб от самоубийства велик в любой общественно-экономической формации5: столько непроизведённых, нераспределённых и непотреблённых благ! Кроме того, с личностью умирают её индивидуальность и далеко идущий общественно полезный потенциал: столько нерешённых проблем и непереданных знаний, непроведённых исследований и несотворённых произведений, несостоявшихся встреч и незаключённых браков, столько невоспроизведённой рабочей силы!
Государство есть политическая организация общества, и поэтому оно так же страдает от недальновидного и отчаянного братоубийственного шага. Монархия теряет одного подданного, а республика – одного гражданина. Убивая себя, человек отбирает у государства демографическую, трудовую и служебную единицу. Поэтому самоубийство – не лучше убийства. Более того, самоубийца подаёт дурной пример. Нельзя забывать, что многочисленное население любой страны – это её потенциальный кадровый резерв. Каждый вправе занять своё место в медицине и здравоохранении, в науке и образовании, на военной, правоохранительной и гражданской службе, в судейском, губернаторском или депутатском корпусе, а граждане республики в равной мере могут претендовать даже на должность Главы государства. Но далеко не все осознают свои шансы, и те люди, которые намерены покончить с собой, думают об этом в последнюю очередь. К сожалению, самоубийство нередко совершают весьма перспективные и многообещающие люди – талантливые школьники, эрудированные студенты, одарённые творческие личности.
Таким образом, суицид, как деструкция «в себя», чреват и внешними побочными эффектами. Suicidium est homicidium et fratricidium etc6.
Деструкция «вовне» приведёт к видимым общественно вредным и общественно опасным поведенческим отклонениям. Первой жертвой таких отклонений станет ближайшее окружение человека, и если семья не сможет ему помочь и напомнить о Традициях, то накопленный идеологический яд будет стремиться к высвобождению, пока не польётся через край, не воспламенится и не приведёт к взрыву. Человек станет опасен не только для себя, но и для окружающих. Правовой нигилизм и аморальность навсегда заглушат голос совести. Частота и амплитуда девиаций будут возрастать с каждым совершённым проступком, пока девиантное поведение не превратится в делинквентное. А это точка невозврата. Правонарушения и преступления войдут в привычку и будут восприниматься как должное.
У делинквента нет ни скреп, ни Традиций, для него нет ничего святого, и закон ему не писан. Он – беспринципный циник и безбожный экстремист, кощунник, не способный на созидание, а способный лишь на разрушение, вплоть до братоубийства. Формы и масштабы таких разрушений будут всецело зависеть от психологических особенностей человека, подверженного опасным идеям. Интроверт будет действовать в одиночку – он станет вором, насильником или серийным убийцей, а экстраверт будет искать соучастников, создавать банды и терроризировать окружающих.