Мотовилов размашисто шагал по солнечно-пыльному цеху, чуть нагнув курчавую голову; был он невысок ростом, узкогруд и неизменно носил потертый серый пиджак и линяло-синие брюки. В пяти шагах от конторки его настиг формовщик, здоровенный детина со шрамом через всю щеку, и сразу негодующе заговорил своим грубым голосом, перекрывая шум цеха:
— Евгений Викторович, ну сколько можно этак ладить вибростол? Этот Леха, гусь лапчатый, не волокет в технике ни гу-гу! Вот опять вал полетел…
— Не гусь Леха, а Зуев, — спокойно поправил Мотовилов и тут же обнадежил формовщика: — Пока что работайте так, а через двадцать минут я подойду сам. Наладим.
Формовщик наклонил свое лицо к начальнику и, как бы желая крикнуть ему на ухо, громко сказал:
— Без вала? А брак ежели?..
— Подольше вибрируйте. Что ж делать…
Формовщик отстал от начальника с кисло-равнодушным видом, будто ответ начальника разочаровал его.
Мотовилов зашел в конторку. Тут было тише, чем в цехе, хотя грохот вибромашин проникал и сюда. Голубые стены, увешанные графиками и обязательствами, делали конторку как бы уже давно обжитой и уютной, хотя заводская жизнь тут началась всего лишь полмесяца назад. Мотовилов устало присел за стол и вздохнул; голова у начальника словно вспухла от забот, и сейчас он хотел только одного — спокойно покурить и обдумать все по порядку. Каждый раз он вот так задумывал: начать с того-то и того, решить этот вопрос, перейти к следующему — и с этим уладить окончательно, потом — следующий… И тут неожиданно вспомнил спор с главным механиком, как тот, горячась, накричал, что у него плохих слесарей нет, а есть только плохие начальники цехов, которые не умеют работать с людьми… Вспомнив об этом, Мотовилов уже не мог думать спокойно, все путалось, и все вопросы казались неразрешимыми. «Бог мой, — стиснув зубы, думал он, — у него нет плохих слесарей… А этот-то, Зуев? Вот уж верно, Леха… Сунули мне его, а что толку? И зачем я согласился сюда? Соблазнился: новый цех… А работал бы в своем старом, первом… Там и людей всех знал, изучил, да и люди какие!.. Вот как Притыкин…»
Мотовилов сунул в рот папиросу и ощутил на языке табачную горечь. «Фу, чтоб ты…» — пробормотал он и смял папироску в кулаке: не тот конец попал. И только успел закурить начальник и протянул руку к телефону, чтобы позвонить директору насчет Притыкина, как дверь конторки щелкнула замком, отворилась и на пороге уже стоял Леха Зуев, сияя физиономией с пятнами солидола на лбу и скулах.
— Притыкин сказал, Евгень Викторыч, что момент — и он будет тут!
— Хорошо. Спасибо. — Мотовилов сделал затяжку и спросил: — Затвор наладили?
— Все на мази, Евгень Викторыч!
— Вот что, Зуев, возьмите нужный инструмент и посмотрите вибростол. Там вал полетел. Я приду через пятнадцать минут.
— Опять вал? — Леха удивленно округлил глаза.
— Опять.
— Да сколько мне уродоваться с этим валом?
— Сколько нужно будет.
— Это не формовщики, а троглодиты! Им не на технике работать, а на старом ломье…
— Они, Зуев, могут сказать обратное…
— Чего они могут? — В глазах Лехи мелькнула настороженная растерянность.
— Сказать обратное… — повторил Мотовилов равнодушно.
Леха пожал плечами, гмыкнул и конфузливо, бесшумно исчез за дверью, как тень. «Ведь вот так и думает, что он здесь ни при чем…» — с досадой подумал Мотовилов и, поерошив свои припыленные, курчавые волосы пятерней, снова взялся за трубку телефона. «Так, так… Как же тут лучше сформулировать?» — задумался он, держа руку на трубке. Но в эту минуту дверь опять щелкнула замком и вошел Притыкин, плечистый, смуглолицый человек с медово-карими глазами, чисто выбритый и со щекой, измазанной копотью. Мотовилов убрал руку с телефона и, глядя на щеку Притыкина, пригласил:
— Проходите, Павел Захарович. Присаживайтесь. Очень важный разговор будет.
— Такой уж важный? — усмехнулся Притыкин, проходя к столу своей крестьянской походкой: тяжело переваливаясь с ноги на ногу и грузно ступая на всю подошву.
— Наиважнейший, — сказал Мотовилов и, кивнув головой, спросил полушутливо: — Где это вы красоту такую себе навели?
— Что, страшней черта? — догадался Притыкин, обтирая рукавицей щеку. — Да сварщик что-то там нахалтурил с кассетами, а оно возьми все к дьяволу и отвались… Формовщики просят, мол, свари… Ну и пришлось…
— Закуривайте, Павел Захарович. — Мотовилов подвинул пачку на край стола к Притыкину.
— Все собираюсь бросить это баловство, да где уж тут бросишь… — Притыкин улыбнулся, осторожно доставая из пачки папиросу за кончик мундштука корявыми черными ногтями.