А начальник остался один. Он ходил по конторке, как заводной, садился, вставал, брался за трубку телефона, но, так и не позвонив, бросал трубку, курил, ерошил пыльные кудри растопыренными пальцами, и мысли, беспорядочные, противоречивые, милостивые и карающие, возникали в его сознании сумбурно и непрерывно. «Бог мой, ну как же тут быть справедливым? Да и что я могу, что могу, если вина их обоих, а его — больше всего, только его, если вина эта как на ладони… Вот директор… А что директор? Он — свое: установите, кто виновен, и — докладную. Виновен… Да, я заставил, но у него удостоверение сварщика… Хотя могут и прикопаться, все могут… И для чего он поручил этакое дело разгильдяю Зуеву? Говорит, хотел, как лучше… Может, и я тут немного излишне нажал… Да, но не об этом, не об этом… Так, так, о чем же, о чем это… Как же она так, эта Рыжова-то, Рыжова… И женщина добрая, исполнительная работница… Неужто перелом ног? А голову, и крови сколько… Надо было бы сказать, чтоб песком… Докладную… Докладную недолго сочинить, а потом с кем работать? Он, конечно, уйдет, это уж факт, что уйдет. Ну а что я могу? Что в моих силах? Бог мой, ничего не в моих силах… И зря, зря я про редуктор напомнил… Ну, покурили, пусть, и не стоило бы так уж… Но кто знал, кто ж знал?.. И из-за чего? Из-за петли, пустяка, мелочи. Вот главное — мелочи, всегда все портят эти мелочи! Если я виноват — пусть вина пополам. Кажется, я ему так и сказал, или подумал? Только не сдержался зря, нехорошо говорил и… черт-те знает что!.. Обиделся, и вид у него нездоровый… Но что я могу, что? Докладная будет, а человек? И какой…»
Мотовилов рухнул на стул, зажмурился, и такой несносной показалась ему его должность, что он даже ужаснулся, как он мог продержаться на этой должности шесть лет? Шесть полных лет нервотрепки, выговоров, срывов, ошибок, упущений, переоценок, забот, и в награду — лишь иной раз поощрение, благодарность, а то и ничего. Бог мой, где справедливость? Уж лучше заявление — и точка! Да, он так и поступит, если уж дело примет крутой оборот. Нехотя он выдвинул ящик стола, поворошил бумаги, достал чистый лист и авторучку. Долго сидел неподвижно, словно в забытьи, потом медленно начал писать:
Директору железобетонного завода
от начальника цеха № 2 Мотовилова Е. В.
22 апреля сего года в 10 час. 30 мин. утра я поручил слесарю Притыкину П. З. и его помощнику Зуеву А. А. приварить подъемные ушки к формовочному поддону. (Притыкин имеет удостоверение сварщика.) В 10 час. 45 мин. я сказал Притыкину, что необходимо наладить редуктор на бетоноукладчике, так как люди стоят без дела. Притыкин, не докончив сварку, поручил Зуеву приварить ушко, а сам ушел налаживать редуктор. Зуев же, не имея удостоверения, фактически не имел права браться за сварочное дело, но он подчинился указанию Притыкина и выполнил работу недоброкачественно, что и привело к несчастному случаю, а именно: при подъеме поддона ушко оборвалось, и поддоном придавило ноги отделочнице Рыжовой, которая цепляла поддон и по неосторожности упала на арматуру, разбив при этом голову и поранив руку».
Мучительно морща лоб, Мотовилов перечитал докладную, поставил дату, расписался и подумал, что, может быть, не худо было бы переписать начисто, но вдруг почувствовал такую апатию и усталость, что ему совсем безразлично стало, как написано: чисто ли, грязно, с ошибками или без… Его угнетала и терзала только одна мысль, что он делает что-то нехорошее, не так, как нужно бы, и что во всем этом есть нечто недостойное его, начальника цеха. Он снова перечитал написанное, опять поморщился, будто у него заныл больной зуб, потом поспешно запихал сложенный кое-как лист в карман пиджака, встал и вышел из конторки, нахмуренный и вконец расстроенный.
Низко нагнув голову, Мотовилов, как на казнь, шел в заводоуправление. Упругий ветер лохматил волосы, пробивал пиджак и сек лицо песчинками, но Мотовилов, казалось, был слеп и глух ко всему. Все та же мысль, что он делает нехорошо, не так, не давала ему ни на минуту покоя. «Может быть, иначе как-то надо было бы сформулировать… Но как? — думал он, терзаемый сомнениями. — И к чему подчеркивать: «имеет удостоверение…» и потом это: «не докончив сварку, ушел», «не имел права браться за сварку, но подчинился указанию…» Нет, не то, не то! А что же «то»? Порвать докладную? Хорошо. Порву, приду к директору, скажу… Что скажешь? Моя вина, дескать, заставил, торопил, нажимал… Использовал удостоверение Притыкина не по закону… Бог мой, вот тупик, и как тут повернешь, как?»