— Слушаю вас?
— Доложите фон Соколоффу, что пришла Ирина Корнеева.
— Госпожа Корнеева? Вас ожидают в седьмой студии. Лично господин фон Соколофф. Он просил, как только вы появитесь, явится вас туда на пробы. Вас проводить, или вы найдёте дорогу сами? Это по коридору 2-бис на третий этаж.
— Я знаю…
Она чувствовала себя хозяйкой. Всё было, как в дамских романах, где героиня разведчица, крутая девчонка внедряется в спецслужбу врага и работает под прикрытием… Быстро прошла к указанному коридору, миновала аппаратную, вот и студия семь. Без стука открыла дверь и вошла внутрь.
— О, госпожа Корнеева, мы уже ждём вас.
Он был одет почему то в форму. В старинную форму войск СС времён Второй Мировой войны. То, что он был эсэсовцем ясно, поскольку Ирина, как и все модные люди посмотрела РЕКОМЕНДУЕМЫЙ рекламой к просмотру старый сериал про Штирлица, и это обмундирование от современного отличить могла. Но вот две военных, сидящих на стульях, одеты были совсем непонятно. А ему идёт! Неожиданно для себя отметила девушка. Он и выглядит как то… импозантно, что ли? Но…что-то было не так! Совсем не так! Не потому ли, что форма сидела на нём СЛИШКОМ привычно? А он, не обращая внимания на её, обратился к военным:
— Она прибыла. Можно начинать.
— Яволь, герр бригаденфюрер!
Поднялись со своих мест, подошли к ней и стали по бокам. Отто махнул рукой:
— Включаем.
Послышался низкий гул. Пространство между двух штанг посреди студии засветилось, затем вдруг окраска пропала, и появилось чёрное бездонное ничто. Ирина похолодела от страха — она поняла, что всё ПО НАСТОЯЩЕМУ! И форма, и охрана, и то, что её карьера разведчицы-шпионки оказалась ОЧЕНЬ короткой… В этот момент темнота вдруг заискрилась, и из неё навстречу всем шагнула молодая девушка. Ира успела заметить, как изменилось лицо Отто, и он воскликнул:
— Оля, ты откуда?
Одновременно давая знак рукой. Корнееву подхватили под руки, и хоть она не сопротивлялась, втолкнули прямо в НИЧТО… Обжигающий на мгновение холод, затем яркий свет, и такая точно студия, набитая людьми в обмундировании и в гражданском, с любопытством глядящим на неё. Но долго рассматривать ей не дали, а повлекли дальше по коридору…
— Трибунал постановил приговорить вас к пяти годам работ на астероидах. Решение окончательное и обжалованию не подлежит…
…Отто не верил своим глазам — Ольга, сестрёнка. Но почему на её лице нет обычной улыбки, радости от встречи с братом? Тем не менее, он крепко обнял младшую сестру.
— Привет!
— Здравствуй.
Ему показалось, или действительно что-то произошло?
— Ты какими судьбами здесь?
— Дед помог… Отто… Ты меня прости, но твоей монашки больше нет…
— Как… нет?… Она же должна была выписаться. Всё было отлично…
— Расовый Комитет. Я сдала её туда. Думала, напугаю, и она одумается. Но… В общем, её приговорили к ликвидации. Отказ и оскорбление, пропаганда.
Он стиснул зубы.
— Ты понимаешь, ЧТО ты сделала?
— Прости… Но когда ты посмотришь это, то думаю, что ты меня простишь…
Она сунула ему в руки памятный кристалл и, высвободившись из объятий, шагнула назад, возвращаясь в их мир…
Отто смотрел на экран голокуба. Слушал вопросы, задаваемые Татьяне, её ответы… С каждым словом понимая, что сестра ПРАВА. А он, что же — он ошибся. И ошибся жестоко… Очередной стакан опустел, и парень рявкнул:
— Ещё!
ОНО тихо налило водки ещё на полпальца. Выпил залпом, не чувствуя вкуса.
— Ещё!
— Вам хватит, господин…
— Лей!
— Господин!
— Дай сюда!
Выхватил из рук бутылку, набулькал полный стакан и вновь проглотил, кинул что-то в рот, зажевал. Потянулся за сигаретой, сбоку предупредительно щёлкнула зажигалка. Выдохнул облако дыма.
— Ты! Иди сюда!
Ухватил её за руку, поставил перед собой.
— Смотреть на меня! Ты!
Она застыла, глаза раскрылись от ужаса.
— Слушай меня, тебе говорят!
— Я слушаю, господин…
— И не прекословь!
— Да, господин…
— Садись.
Она несмело присела на краешек кресла. Отто, чуть качнувшись, выудил из под стола второй стакан, разлил остатки водки на двоих, пустая бутылка покатилась по полу. Оно вскочило.
— К-куда?!
— Я ещё принесу, господин!
— Неси!
Едва сделал пару затяжек, ОНО появилось и замерло.
— Садись, тебе говорят! Пей!
— Но…
— Тебе ПРИКАЗЫВАЮТ!
— Да, господин…
С трудом выпило. На глазах выступили слёзы.
— Запей водой, и заешь.
— Но…
— Пей воду, дура! Задохнёшься!
ОНО пило, ощущая как жжение во рту утихает. В голове слегка зашумело, стало почему то тепло…
— Вот скажи, я урод?
— Нет, господин…
— Идиот?
— Нет, господин…
— Неполноценный?
— Нет, господин…
— Что ты заладила — нет, господин, нет, господин…
Он пьяно ухмыльнулся и свернув пластмассовую пробку, разливая водку по столу вновь наполнил стаканы.
— Ты понимаешь, я боюсь. Боюсь, что придёт день, и в мою жизнь войдёт какая-нибудь… дура. Я буду с ней спать, делать с ней детей, а сам не смогу смотреть на неё без содрогания! И так — всю жизнь! Моему деду повезло. Он женился без любви, но потом пришло счастье… Мой отец ухаживал за матерью почти три года, пока не добился её согласия… А я… Ну почему мне так не везёт?! Слушай, ты меня увжаешь?
— Да, господин…
— А я тебе нравлюсь?
— Это запрещено, господин…
— Я тебе разрешаю. Не дрейфь. Говори.
— Да, господин… Очень…
— Вот. Даже тебе нравлюсь. А ЧТО не хватало ей? Знаешь? Нет? И я не знаю. Да любая другая, стоит ей только сказать: раздевайся, ложись, сразу побежит… А эта… Локи её побери…
— Да, господин…
— Что — да?
— Если вы скажете так, то я выполню ваш приказ с радостью…
— Это какой такой?
— Раздевайся — ложись, господин…
— Да?
Он пьяно вскинул голову.
— За это нужно выпить ещё…
Они подняли стаканы. Осушили их до дна. На этот раз прошло легче. И Отто это заметил:
— Знаешь, у русских есть такая поговорка: первая колом, вторая соколом.
— Да, господин…
— Ладно, я пошёл спать. Приберёшься утром.
— Да, господин… Вы не будете мне приказывать?
— Тебе?
Он уже поднялся с дивана и стоял, слегка покачиваясь. Услышав её слова, застыл на месте, задумавшись. Потом махнул рукой.
— Спи. Я ушёл… И зашагал к себе в комнату, преувеличенно чётко ставя ноги… У двери слегка споткнулся, выпрямился, оглянувшись, посмотрел на по прежнему сидящее в кресле существо. Та с готовностью вскочила и её повело.
— Ай!
Упала назад. Он погрозил ей пальцем:
— Цыц! Не шуми. Я ушёл… И ввалился к себе в спальню…
Джоанн Шервуд трясло. Когда её авианосец «Нимитц» начал заваливаться на борт, кто-то отдал команду покинуть судно, и ей ничего не оставалось, как прыгнуть прямо в ледяную воду океана без всякой надежды на спасение… Кожу словно обожгло огнём, но она изо всех стала грести, чтобы отплыть как можно дальше от уходящего под воду гигантского корпуса судна, чтобы её не затянуло в воронку. Рядом барахтались другие члены экипажа, некоторые были ей не знакомы, но всё равно — это были свои. Были… Кого то увлёк под воду за собой огромный, многотысячетонный корпус авианосца. Кто-то просто умер в воде от холода или шока. Некоторые получили ранения и истекли кровью… Её повезло. Жилет держал голову над водой, а когда мышцы уже сводило от безнадёжности, она умудрилась всё таки включить аварийный маячок… Но течение относило её всё дальше и дальше от места катастрофы, и вскоре девушка оказалась совсем одна… Ей было двадцать четыре. Она поступила на флот добровольцем, закончив медицинский колледж. Через пару лет службы она могла надеяться на то, что её пошлют учиться дальше, на доктора. А пока исполняла обязанности медсестры при лазарете гигантского корабля… Хвалёный японский хронометр на руке давно остановился, но сквозь низкие тучи забрезжил слабый свет. Рассветает, поняла она. Бой произошёл почти сутки назад… Значит, она болтается в воде уже больше двенадцати часов. И никакой надежды на спасение. Отчего то всё стало безразлично… Сознание включилось рывком. Сразу. Низкое солнце. Серые волны океана. И жажда. Лютая, испепеляющая внутренности жажда… Значит, пока она была без сознания, наглоталась морской воды… Получается, что ей осталось немного. Максимум сутки, потом конец. Если её не сожрут морские чудовища… Потом начались кошмары: то гигантские водопады посреди бескрайнего океана, то люди, идущие прямо по воде… Неожиданно возникло лицо отца, смотрящего на неё и ободряющего киванием головы… Сознание то уходило, то возвращалось, и тогда жажда начинала терзать её с утроенной силой… Скорее бы умереть… А потом появился мираж: небольшое судно на воздушной подушке появилось из ниоткуда и на полном ходу устремилось прямо к ней. Не доходя, сбавило скорость, на малой скорости приблизилось, и сильные руки втащили её в отверстие, распахнувшееся возле ватерлинии. Усадили на скамью, протянувшуюся вдоль борта, быстро срезали спасательный жилет, мокрую одежду, оставив в одном белье, закутали в толстое мягкое, но восхитительно тёплое одеяло. Кто-то поднёс ей к губам флягу с чем то очень горячим, и Джоанна сделал несколько глотков. Стало легче. Жжение во рту и внутри немного угасло. Снова глотнула. Потом флягу забрали, и дали ей полную бутылку восхитительно вкусной, прозрачной воды. И она пила. Пила, не в силах оторваться. А потом её стало трясти. От всего. От холода, который никак не хотел уходить из неё. От переживаний человека, оказавшегося одного посреди водной пустыни. От пережитого кошмара тонущего плавучего города… Короткая боль от укола заставила на мгновение вздрогнуть, но стало чуть легче. По крайней мере, челюсти прекратили выплясывать на мягком горлышке бутылки. Кто-то, кого она не видела, обнял её за плечи и повёл вверх по переходам и трапам. Вскоре она оказалась в большой каюте, уставленной койками. Её уложили на одну из них, снова сделали укол, и уже засыпая, Джоанна почувствовала, что её ещё раз укрыли вторым одеялом. Через мгновение она согрелась, и всё стало тихо и спокойно…