В зале захлопали, а Вострякова, покрасневшая, но довольная собой, села неподалеку от прокурора, на свой стул. Краем глаза посмотрела на Зелинского – каково впечатление, но увидела, что он шепчется о чем-то с Князевой. А рядом стоит какой-то человек из военных.
Кто-то из аплодировавших крикнул, приставив руки корту:
– Да что много говорить-то! Вышку ему! И дело с концом! Ишь, пузырь, вредить вздумал!
– А у меня муж в сорок втором… – добавила женщина в первом ряду и заплакала.
– Дык он в сорок пятом… Нарушил-то…
– А откуда известно, что он раньше не вредил?
– А вредил, что ли?
– Так у нее двое малышей сиротами!
– И все Ведерников?
– А то кто же! И карточки отоваривают с перебоями!
– И дров не завозят!
– А инвалида за что застрелили? За что? Он-то к Ведерникову, говорят, с душой, а Ведерников к нему с пушкой?
– Да вовсе это не Ведерников – стрелял, а приезжий…
– Он-то свое получил, теперь сообщникам пора по рукам дать!
Князева и Зелинский продолжали что-то обсуждать между собой и никак не реагировали на реплики в зале… Теперь к ним присоединились заседатели и защитник, и лишь по обе стороны от кучки маячили фигурки стоящего на отшибе подсудимого и Ольги, которую не пригласили на эти странные переговоры.
Кто-то в зале произнес громко, во всеуслышанье:
– Все ясно, сейчас намотают, и не сосчитаешь!
– Раньше сядешь, раньше выйдешь! – прозвучало в ответ.
– Это уж точно.
Князева оторвалась от группы и сказала:
– Тише, пожалуйста… – вернулась к тем, кто совещался, что-то напоследок у них спросила и повернулась к залу.
– Товарищи, – сказала. – Ввиду чрезвычайных обстоятельств выездная сессия суда переносится на завтра.
Зал еще некоторое время сидел, будто не доверяя сказанному. Недовольно стали расходиться.
К Костику подошел тот самый военный человек и что-то коротко ему сказал. Костик в ответ кивнул. Откуда-то появился молодой милиционер и увел Костика за сцену.
Некоторые из тех, кто не успел разойтись, смогли увидеть, как подъехала военная машина «виллис» и увезла Ведерникова, а с ним военного и Букаты в сторону завода.
38
Уже в машине Букаты, сидящий по одну сторону от Костика, по другую сидел милиционер, объяснил коротко ситуацию: завод в прорыве, и представитель наркомата, генерал, кстати, тот самый, что подарил тушенку, обратился к суду с разрешением на одну лишь смену использовать подсудимого на работе. Суд разрешил, вот и все. Хотя он, Ведерников, имел право и не соглашаться. С завода он уволен, да и суд эту отработку никак не примет во внимание как смягчающее обстоятельство. Для него вовсе не довод, что он наверстает с опозданием на двадцать дней свою же пропущенную смену… Так Зелинский и сказал: не хитрите, Букаты, это ему, мол, не поможет. Хоть я и понимаю, зачем вы это все придумали…
Букаты промолчал.
– Но они не правы, – добавил он. – Это вовсе не я придумал, я лишь Вакшелю подсказал, когда стало ясно, что цех в прорыве. А работки тебе там хоть отбавляй. Ее надо уметь делать, а не языком с трибуны молоть, как некоторые барышни.
Видно было, что он злился на Ольгу и не мог простить ее пламенной обвинительной речи. Тем более что после, он уже знал, подойдет в цехе как ни в чем не бывало, станет сочувствовать тому же Костику. Так вот у нее странно разделялось: на сцене она одна, а в домашней, то бишь заводской обстановке, – другая. И что удивительно, она вовсе этой двойственности не стыдится, а считает, будто так и должно быть. Там, мол, официальная линия, и я, мол, со всеми. А тут я другая, потому что внутри себя я могу даже сочувствовать и понимать несчастье других. «Ох, сможешь ли, – сказал ей на днях Букаты. – Ты ведь и в жизни стала разговаривать, как с трибуны…»
В цех Костик так и вошел, как ехал, с милиционером и с Букаты, хотя тактичный мастер в последний момент оттер блюстителя на задний план, чтобы не портить картину возвращения.
Он подвел Костика к конторке, где уже сидела вся бригада, и также буднично, как всегда, стал пояснять, какие обязанности у всех на эту ночную смену и какие дела у самого Костика.
– А вам-то чего, Илья Иваныч? – спросил Силыч. – Вам-то домой бы надо… – Он не сказал в больницу, а лишь – домой.
– Когда надо, тогда и уйду, – мирно огрызнулся тот. А Швейк негромко сказал:
– Как закончим план проклятый, так умру, сказал Букаты…
Никто не засмеялся. Шутка была не ко времени.
Из-за машин появилось начальство, тут были и Вакшель, и Вострякова, а впереди знакомый генерал с двумя военными.
– Где? – спросил он. Ясно было, что спрашивал он про Костика.
– Он здесь, товарищ генерал!
Несколько секунд он буравил Костика своими острыми глазками, ни на кого больше не смотрел.