«24 февраля 1942 года. В 10 часов утра на бульваре Ататюрка в Анкаре взорвалась бомба, разорвав на части одного человека, который в этот момент проходил в указанном месте, неся что-то завернутое в руках. Полагают, что этот завернутый предмет был бомбой, которая разорвалась. Германский посол Папен и его жена, которые шли с противоположной стороны, находились на расстоянии 17 метров от места, где разорвалась бомба. От удара взрывной волны они упали на землю, но затем поднялись невредимыми и достигли здания посольства. Начато расследование обстоятельств взрыва. Министр внутренних дел и прокурор немедленно направились на место происшествия. Президент республики и глава правительства послали в германское посольство своих начальников кабинетов, а министр иностранных дел и генеральный секретарь министерства иностранных дел лично посетили фон Папена. Тот факт, что взрыв произошел поблизости от фон Папена, побуждает прокурора серьезно обратить внимание следствия на возможность того, что злонамеренный акт был направлен против немецкого посла».
Через 24 часа после взрыва полиция арестовала двоих турецких подданных — студента Абдурахмана и парикмахера Сулеймана, а также двух советских граждан: сотрудника советского торгпредства в Турции Корнилова и сотрудника советского консульства в Стамбуле Павлова.
Немцы были весьма довольны поведением турецкой полиции и поспешили открыто заявить об этом.
Так, выступая перед журналистами в Софии, фон Папен с удовлетворением отметил, что «турецкая полиция очень быстро арестовала виновных».
Слушание дела о «покушении» на фон Папена началось 1 апреля 1942 года в Ангарском уголовном суде. Абдурахман, Сулейман, Павлов и Корнилов обвинялись в покушении на немецкого посла в связи с тем, что первые двое были товарищами убитого Омерома Токата, который нес бомбу. Суд приговорил Павлова и Корнилова к 20 годам тюремного заключения, а Абдурахмана и Сулеймана к 10 (в решении суда чувствовалось немецкое влияние).
В ноябре 1942 года по кассационной жалобе Павлова и Корнилова турецкий кассационный суд, отменив приговор по причине многочисленных нарушений процессуальных норм, допущенных при судебном разбирательстве, направил дело на новое рассмотрение.
Повторный приговор для Абдурахмана и Сулеймана остался прежним, а для Павлова и Корнилова сокращен до 16 лет и 8 месяцев.
И только в связи с успехами Красной Армии, наносившей удар за ударом армии Германии и ее сателлитам на всем протяжении Восточного фронта, 2 августа 1944 года турецкий меджлис принял закон о разрыве дипломатических отношений с Германией. На этом же заседании меджлиса был принят закон, по которому из тюрьмы были освобождены Павлов и Корнилов, просидевшие там два года и пять месяцев.
«В октябре 1944 года был послан на выполнение нового спецзадания, с которого вернулся лишь после капитуляции Германии в конце мая 1945 года».
…Новое задание заключалось в том, что в районе Белоруссии был создан из немцев-интернационалистов и наших специальных групп «Немецкий котел»,-который поддерживал постоянную радиосвязь с немецким командованием. В «котле» даже принимали инспекторов из Германии, а немцы старательно и регулярно снабжали «войска», попавшие в «котел», оружием, боеприпасами и продуктами питания. Однажды прислали награды за мужество и верность фюреру — Железные кресты.
В дополнение к героической биографии Г.И. Мордвинова считаю необходимым рассказать эпизод из жизни его семьи, изложенный в газете «Вечерняя Москва» № 69 от 22 марта 1969 года («Сын двух матерей (быль)». «В 1947 году он был еще совсем маленьким китайчонком Ми Ми. За два месяца до его рождения отец мальчика погиб, сражаясь против гоминьдановцев. Двух старших братьев Ми Ми тоже убили гоминьдановцы. И они остались вдвоем: мать и сын. Мать была коммунисткой, а ее народ боролся за свободу. И она решила идти на фронт, стать бойцом народно-освободительной армии, как ее муж и сыновья.
Но с кем оставить грудного ребенка? У матери были добрые друзья — советские люди Мордвиновы, которые в то время жили и работали в Харбине. Георгий Иванович Мордвинов еще в Гражданскую войну командовал партизанским отрядом. В Великую Отечественную был трижды ранен. Его жена, Лидия Августовна, тоже старая коммунистка.
И мать Ми Ми решилась: завернув сына в красное одеяло, она отнесла его русской женщине. Сказала, что может не вернуться, и попросила, когда мальчик вырастет, передать ему письмо. «Я ухожу воевать против ненавистных врагов, — писала она. — Скорее всего я погибну, но я счастлива умереть за новый коммунистический Китай. И мне очень хочется, чтобы ты, мой единственный сын, вырос настоящим ленинцем и больше всего на свете дорожил дружбой с советским народом».
Так маленький Ми Ми стал гражданином Советского Союза Мишей Мордвиновым. Вместе с приемными родителями он приехал в Москву. Шли годы, из неуклюжего карапуза вырос смышленый мальчуган. Он хорошо учился в школе, увлекался спортом.
— Это был чудесный парнишка, — вспоминает писательница Зоя Воскресенская, которая рассказала корреспонденту ТАСС эту историю. — Он очень дружил с моим сыном, часто бывал у нас дома.
За это время на его родине многое изменилось. Свершилось то, ради чего пошли на смерть его близкие, — многомиллионный народ обрел свободу. Китай стал социалистическим государством.
— Мордвиновы были уверены, что мать Ми Ми (они ее называли Женя) погибла. Ведь уже десять лет от нее не было никаких вестей. И вдруг…
В жаркий июльский день, когда Миша — Ми Ми с Лидией Августовной был на даче, неожиданно приехала Женя. Оказалось, что в боях с гоминьдановцами ее несколько раз ранило. Однажды враги даже расстреляли ее, но она чудом осталась в живых — истекая кровью, выбралась из наспех вырытой могилы и уползла в лес. После войны она работает на заводе, уже несколько лет входит в руководство Общества китайско-советской дружбы. И вот разыскала сына…
Китайская коммунистка обратилась в Верховный Совет СССР с просьбой разрешить ей взять мальчика с собой. Получив такое разрешение, она добавила к настоящей фамилии Ми Ми еще один иероглиф — фамилию его советских родителей».
На родину мать и сын уехали вместе. Каждую неделю Мордвиновы получали письма. Миша писал, что мечтает приехать в Москву, чтобы повидать своих друзей, приемных родителей. Он писал, что обе его родины — и Советский Союз, и Китай — одинаково ему близки и дороги, и так как он не успел стать членом ВЛКСМ в Москве, то вступил в комсомол в Пекине.
А потом письма перестали приходить. Почти два года Мордвиновы не знали, что с их воспитанником, где он. Они с тревогой следили за авантюрой, громко названной в Пекине «культурной революцией». Мордвиновы понимали, что жизнь Миши в опасности. Что, кроме ненависти, могли испытывать к нему маоисты, которые всеми силами старались подорвать дружбу советского и китайского народов?
Позднее сын Г.И. Мордвинова Б.Г. Мордвинов принял меры по поиску своего приемного брата и его матери. Ответ пришел через много лет, только в 1988 году.
«Уважаемый Баррикадо Георгиевич!
Извините, что только сегодня пишу вам письмо. Вы уже не надеялись получить его! Хотя я вам не писала, но о вашей просьбе никогда не забывала! Но я пошла по неверному пути, начиная поиски с Харбина, Тайюаньцзе, а нужно было начинать с Пекина. Но слава богу, сегодня я вам могу сообщить, что женщина, которую вы разыскиваете, жива! Мать Лю Цзиньмо старая и больная женщина (у нее плохо с сердцем), но у нее светлый ум и хорошая память. Она вас всех помнит по именам, помнит вашу маму и встречи в Союзе. Она была очень тронута, что вы не забыли ее, и до сих пор считает себя обязанной за помощь, которую оказала ваша семья ей в трудное время. Она попросила написать вам от ее имени и передать вам привет. Ей пришлось очень много пережить. Как вы догадывались, она перестала вам писать по политсоображениям. А потом она была в опале и много лет провела в тюрьме. После «культреволюции» ее реабилитировали и она даже занимала ответственный пост на радио, но сейчас на пенсии, не работает. Когда я ее разыскала, она находилась в доме отдыха, под Пекином, где проводит большую часть времени, лишь изредка возвращаясь в город. Она мне рассказала и о печальной судьбе Лю Цзиньмо. Он действительно погиб во время «культреволюции», тогда он был студентом авиационного института. Он покончил жизнь самоубийством Но это вынужденная смерть. Горько об этом писать, но это было очень трудное время для многих хороших людей. После освобождения матери его, «мертвого», тоже реабилитировали. Знаю, как вас это расстроит, но я должна вам все это рассказать. Сейчас Лу Цзиньжу живет вместе с приемным сыном. У нее один внук. Условия у нее очень хорошие, она просит вас не беспокоиться и, наоборот, очень беспокоится о вашей матери, спрашивает, надо ли ей чем-нибудь помочь? Вот видите, как все в жизни интересно! Она совсем недавно, года три-четыре, работала в одной организации с моим мужем! А в городе живет буквально в двух шагах от меня! Это, наверное, ваша удача, что вы «вышли» на меня! Конечно, я просто шучу. Ну вот, Баррикадо Георгиевич, вашу просьбу я выполнила, но все равно очень извиняюсь, что лишь сегодня села вам писать. Если вы захотите ей написать, то лучше пишите на мое имя, я ей передам. Она считает, что так будет лучше. Она старый человек, и слишком тяжелое время ей пришлось пережить, поэтому ей можно простить некоторые странности.