– Значит, не знаешь? – посетитель присел на корточки. – А меня ты узнаешь?!
Наконец Браун соизволил взглянуть на посетителя. А увидев побледнел. Это был Эндрю! Браун чуть не заорал.
– Тише, тише, а то придушу прямо здесь, – прошипел Эндрю, сверля звериными глазами Брауна, – Кого ты видел, говори, только тихо-тихо.
– С-с-сэр, – начал Браун, – я не знаю, клянусь не знаю. Она была там, под водой. Это была русалка.
– Та-а-аккк! – Эндрю обняв Брауна левой рукой, пальцами больно сдавил ему шею. – Значит ты ее видел!
– С-с-с-сэр! – Браун втянул голову в плечи и хотел закричать.
– Тише, тише, – в голосе Эндрю звучала угроза, – Я же сказал, будешь шуметь, задавлю! Прямо здесь! Паршивец! А трость мне сильно помогла.
В этот момент дверь палаты распахнулась, и в нее буквально влетел тот, кого ждал Эндрю.
– Вот! Это все, что удалось найти! – с порога брякнул он и бросил на стоявший здесь же стол бумаги.
Это были рукописи Альфреда Росса.
– Так, – произнес Эндрю, – не густо. Но это ничего. Сейчас мы едем к себе и забираем с собой этого говнюка!
Он показал на Брауна. Браун побледнел еще раз. Все происходило очень быстро.
– Сейчас ты нам подпишешь бумагу, – брякнул Эндрю Брауну.
Затем вынул из папки документ и положил перед ним. Затем дал ручку. В документе было написано о том, что он, Браун, не возражает ехать с этими добропорядочными джентльменами.
– Я это не буду подписывать, – пролепетал Браун.
– Мартин, – произнес вместо ответа Эндрю, – мне кажется здесь очень душно. Это же надо, в каких условиях держат больных. Мне кажется, что он вот-вот задохнется!
Мартин цинично улыбнулся и взял в руки подушку. Браун оторопел.
– Ну так что? – наклонился к нему Эндрю. – Будем подписывать, или как?
– Хорошо, – ответил Браун, – я подпишу.
Мартин, молча наблюдая за сценой, тискал подушку в руках. Браун взял ручку, что-то вывел ей на бумаге и вдруг кинулся на Эндрю! Ему не раз приходилось ловить рыбу под водой, протыкая ее копьем. Сноровка в этом деле не подвела Брауна и оказалась кстати. Защищая свою жизнь, Браун воткнул ручку, со всего размаха в лицо Эндрю, попав ему прямо в глаз! Все произошло настолько неожиданно, что Эндрю поначалу ничего не понял, а уж потом, залитый кровью, закрыл все то, что осталось от глаза руками и заорал. Мартин резко попятился назад, закрывая себя подушкой, которую только что тискал в руках, но все равно, получил по физиономии. А Браун, не долго думая, выбежал из палаты. Пробежав несколько метров, был схвачен медперсоналом. Его вернули на прежнее место. Когда открывали дверь палаты, то обнаружили там бледную как мел врача, ту самую, которая поддалась на уговоры Эндрю. Сам он сидел, раскачиваясь на полу, и стонал от боли зажимая рану. Ему было больно втройне! Его тут же отправили в другую больницу на операцию. Ну а Мартина попросту выгнали за пределы больницы. Ему вообще везло по жизни. То его Альфред Росс выгнал, то теперь медперсонал! А Браун таким образом избежал смети, а если бы и выжил в палате, то не избежать ему было бы пыток в лапах Эндрю. Во всяком случае, пока для него все обошлось. А вот папка с бумагами, осталась лежать на столе. На нее никто не обратил внимания. Мартин после нападения Брауна на Эндрю попросту забыл про нее, а вспомнил, когда уже был за пределами больницы. Наплевавшись досыта, он отправился восвояси. Приказ был отдан молниеносно – к Брауну никого более не пускать! Это было на руку Брауну, а вот когда все улеглось, он обратил внимание на папку. Он сразу вспомнил, как тот, который мял в руках подушку, бросил ее на стол с репликой: «Все, что удалось найти!» «Что все?», подумал Браун, «Что вообще происходит? Почему я здесь? Ведь я не больной! Почему эти двое так заинтересовались этой моей русалкой? Может они что-то знают? Может разгадка русалки находится здесь, в этой папке?» Браун, осторожно взяв папку, раскрыл ее.
Действие двадцать четвертое
Извечные дилеммы и проблемы отцов и детей. В случае с Яном проблемы матерей и сыновей. Он чувствовал себя не просто одиноким человеком, тоталитарный характер матери уничтожал и то последнее, что оставалось в нем. Мать была всегда права. Это, по сути, являлось первым пунктом в жизни Яна. Пунктом вторым и последним являлось то, что если мать и не права, то полагалось в таком случае обратиться к пункту первому. Вот так, с позволения сказать, и жил Ян. Скорее, просто существовал. Поначалу вроде все так и должно было быть. Но время берет свое. Мать постоянно долдонила ему об учебе. Ян и сам был не против учебы, но уж слишком большая настойчивость матери по этому поводу тоже надоедала. Да и сам он уже хотел любви. Он хотел любить. Но, выращенный в условиях «мимозы», Ян боялся жизни. Он боялся и стеснялся девушек. Но однажды, увидев ту девушку на скале, понял, что не в силах быть без нее. Уж больно ему понравилась ее фигура. Не просто величественная, а современно красивая. Выходя на пристань, он всегда смотрел на заветную скалу. До того, как на ее вершине он не увидел эту девушку, эта скала ровно ничего для него не значила. А вот теперь, после ее появления, она стала для него заветной! Он душой тянулся к этой скале. А та девушка была для него как сказочное видение.