Систематизировать всех выходцев, даже в рамках морфологического ящика, довольно трудно, потому что среди них есть люди с докторской степенью, а есть чабан, который даже читать не умеет. Что касается воздействия, то здесь тоже ничего конкретного — рытьё канавы, пробуренная скважина, поваленное дерево…
Зодчий потёр виски, чувствуя как буквально на глазах голова начала набухать, будто мысли, роящиеся в голове, стремительно увеличились, приобретя вещественно-ощутимый объём.
Посидев ещё несколько минут, он аккуратно собрал все записи и, задумчиво оглядевшись по сторонам, медленно направился в сторону дома.
Агути находился на своём обычном месте — на диване. Он курил и смотрел на приближающегося Зодчего спокойным, абсолютно безмятежным взглядом.
«Интересно, — неожиданно подумал Зодчий, — сколько лет он здесь живёт?..»
Агути указал взглядом на затёртую подушку рядом с собой.
Внимательно посмотрев на Зодчего, философски изрёк:
— Утром твой взор горел как у молодой пантеры, теперь он похож на угли умирающего костра…
Это был ни вопрос, ни утверждение. Просто Агути внимательно и пытливо вглядывался в гримасы жизни, называя вещи своими именами.
Зодчий коротко рассказал о своих сопоставлениях. Однако сейчас, по мере того как его мысли облачались в одежды из слов, он понял, что слишком поторопился с выводами. Возможно, истина действительно лежит где-то рядом, быть может, настолько близко, что пальцы каждый день трогают её, а волосы касаются её призрачных одеяний…
Агути внимательно выслушал Зодчего, затем пустил струю дыма вверх.
Улыбнувшись широко и открыто, отчего сразу помолодел лет на двадцать, сказал:
— Ты слишком серьёзно воспринимаешь жизнь. Это плохо. Попробуй отвлечься. А ещё лучше — займись чем-нибудь другим…
— Это чем же? — мрачно спросил Зодчий.
— Например, ты мало знаком с такими понятиями как «арлекин», «скачёк», «мыльный эффект». Ну и прочие «интересности», сопровождающие Переход.
Зодчий хотел возразить, но не решился — он действительно почти ничего не знал о том, как именно происходит Переход. Зодчий посмотрел на Агути, собираясь поблагодарить, но тот смешно оттопырил губу и всецело был занят неспешным созиданием колец из дыма самых невероятных форм.
Зодчий не стал ему мешать…
10
В следующие три недели заметно распухшая тетрадь Зодчего пополнилась многими новыми страницами убористого почерка. Помимо раздела «Личные истории выходцев», появился новый — «Переход и его составляющие».
Здесь Зодчий собирал и систематизировал всё, что касалось непосредственно Перехода, постпереходного состояния и явлений, их сопровождающих. Особое место отводилось классификации живых организмов, подвергшихся Переходу, нарушившему гомеостазис биологической системы.
При заполнении этого раздела Зодчий полагался в основном на рассказы своих товарищей и на сведения, которые удалось почерпнуть у Луня с Первой заставы (в далёком прошлом — доктора биологических наук). Лунь рассказал Зодчему много интересного, особенно в той области, которая касалась изменений живых организмов при Переходе. Именно благодаря Луню записки Зодчего приобрели научный, почти академический характер.
Работая над ними по вечерам, Зодчий смог узнать о жизни в Зоконе много больше тех, кто принимал непосредственное участие во всех описываемых событиях. В этом не было ничего странного, потому что только Зодчий владел информацией со всех трёх застав.
Постепенно полученное знание начало медленно выкристаллизовываться в одну очень интересную идею, над которой хорошо думалось долгими светлыми ночами. Теперь круг знаний был много шире, чем три месяца назад, и одно это уже вселяло определённую веру в будущее, которое пока что виделось таким же блёкло-белёсым и туманно-размытым, как небо над головой.
…Количество исписанных листов росло, но Зодчий не боялся переизбытка информации. С некоторых пор он начал воспринимать окружающий мир как частичку собственного «Я», что было абсолютно невозможным всего два или три месяца назад.
Позволив Зокону войти в себя, он, в свою очередь, хотел знать о нём всё. Отсюда и желание изучить мельчайшие детали явлений, пока что заключённых в оболочку абстрактных слов, но которые, со временем, обязательно должны стать вполне конкретными материальными объектами.