...Мрачное ущелье, освещаемое хмурым холодным солнцем. Никакой растительности - ни травы, ни кустарников, ни деревьев. Угрюмые скалы, серый песок, тусклый рассеянный свет. Неожиданно дно ущелья упирается в вертикальную каменную стену. Базальт: чёрный, холодный, неприступный. Где-то у подножья скалы высится каменный бык, на котором без труда можно разглядеть огромное гнездо. Соломинки, веточки, прутики образуют множество галерей-тоннелей. Из их холодной глубины льётся неживой зеленоватый свет.
Ноги сами несут Зодчего вперёд - туда, где в недостроенной части гнезда шумно ворочается длинноклювая птица. Размеры её поражают: из блестящего эбенового клюва можно изготовить целый саркофаг! Птица тяжело вздыхает, приподнимается, и Зодчий видит, чем она так увлечена: её клюв удерживает червя-колосса. Просунув конвульсивно извивающееся тело в одну из готовых галерей, птица вдавливает несчастного в пластичный глиняный шар, некоторое время выглаживает клювом мягкую глину, потом убирает голову. Зодчий поражён - в низкой галерее засветился новый зелёный огонёк в глиняном "канделябре"!..
Проснулся с предощущением беды. Появилось острое желание немедленно пойти к Агути и отказаться от поездки. Он не осудит, он поймёт. Однако Зодчий тут же устыдился собственного малодушия и заставил себя немедленно подняться с кровати.
Сделал несколько торопливых упражнений, прогоняя не столько сон, сколько восстанавливая подвижность онемевших мышц. Выглянул в окно и окончательно успокоился: небо, трава, лес, были прежними. Цветовая гамма, геометрия мира, его запахи - не изменились. Выходит, гигантская чёрная птица в его видении оказалась всего лишь ночным кошмаром...
Когда после долгого умывания Зодчий сел завтракать, то внимательный взгляд Агути едва ли смог заметить на его лице следы тревожной и почти бессонной ночи.
Завтрак прошёл в обычных разговорах. Потом все вместе распланировали текущий день, ни словом не обмолвившись о прибытии верцев на заставу. (Либо Фархад и Гоблин не видели в посещении Зодчим таинственного старца ничего опасного, либо за их спокойствием скрывалось что-то ещё...)
До обеда Зодчий в паре с Агути занимался отделочными работами внутри сторожевой башни. Монотонная физическая работа увлекла, поэтому неожиданно раздавшееся лошадиное ржание у основания башни заставило его вздрогнуть. Зодчий почувствовал, как тревожно забилось сердце, но сумел быстро подавить постыдное малодушие и вышел к гостям с радушной улыбкой на лице.
Верцев было трое: юноша, который приезжал к ним в последние месяцы, крупный мужчина (в прошлый приезд именно он пригласил Зодчего к Амвросию), и старик, которого Зодчий до сегодняшнего дня не видел. Пока Гоблин и Фархад занимались разгрузкой повозки (в ней оказалось на удивление много "гостинцев"), Агути предложил гостям осмотреть дом. Зодчий присоединился к ним, по ходу давая пояснения. Спрашивал один мужчина. Старик и юноша молчали, словно всё происходящее их не касалось.
Экскурсия продолжалась около часа. В конце её, когда все пятеро оказались на "сортировочной" площадке между домом и Зоконом, старик впервые заговорил:
- Могу я посмотреть на оружие, которым вы встречаете выходцев?
Старик использовал слово "выходцы" совсем не в том контексте, в каком сами обитатели заставы привыкли его употреблять. Для заставников выходцем являлся человек из прежней, навсегда ушедшей жизни. Старик же, по-видимому, считал выходцем любой биологический объект, проникший в Зокон. Зодчий уловил в словах старика противоречие, но поправить его не решился, провожая гостей к тому месту, где под навесом хранилось всё их вооружение, включая неказистый передвижной щит на берёзовых полозьях, за которым прятались заставники в момент наибольшей активности Перехода. Старик несколько минут разглядывал "арсенал". На его высохшем лице не шевельнулся ни один мускул. Узнать мысли старика было невозможно. Однако в глазах юноши и мужчины без труда читалось снисхождение, граничившее с лёгким презрением.
Действительно, "арсенал" Второй заставы выглядел не просто бедно, скорее - убого. Зодчий и Агути почувствовали это именно в ту минуту, когда молчаливый старик взял в руки самодельный лук.
- Скольких заставников вы потеряли за последние пять лет? - спросил старик.
После недолгого раздумья Агути ответил:
- Четверых...
"Почему он мне ничего об этом не говорил?.." - удивился Зодчий.
Старик положил лук на широкий стол и направился к дому. Все последовали за ним.
Повозка была пуста, Фархад и Гоблин сидели в тени навеса, молча наблюдая за приближающейся процессией.
Остановившись у повозки, старик обратился к Зодчему:
- Ты не передумал посетить Амвросия?
Зодчий внутренне вздрогнул, но ровным голосом спросил:
- А почему я должен передумать?
Старик не ответил, не улыбнулся, не изменил выражения лица. Он тонкой сухой рукой указал на повозку, затем первым устроился на подстилке из грубой ткани. Юноша сел впереди, мужчина - рядом с ним.
Зодчий оглянулся на Агути, тот сделал успокаивающий жест. Зодчий кивнул головой и последним запрыгнул на невысокий бортик. Колёса скрипнули, лошадь флегматично фыркнула, повозка медленно покатилась по дороге.
Впереди лежало несколько часов однообразного пути...
От заставников Зодчий уже знал примерную географию Зокона. На плане его можно было изобразить как эллипс, в длинной части составлявший не более пятидесяти километров, а в короткой - чуть менее тридцати. Поселение верцев находилось приблизительно посередине (несколько ближе к Первой заставе). Простая арифметика говорила, что от Второй до поселения около двадцати километров, которые в обществе такой славной лошадки можно преодолеть за три-четыре часа - времени вполне достаточно, чтобы спокойно подумать о многих вещах.
Спутники болтливостью не страдали. За всё время пути они перекинулись едва ли десятком фраз. Зодчему это было только на руку. Он спокойно предавался размышлениям, не забывая посматривать по сторонам, всё подмечая и анализируя.
В поселение прибыли под вечер. Зодчий увидел его издалека и по мере приближения с интересом вглядывался в раскрывающуюся картину.
Посёлок верцев представлял собой почти правильный прямоугольник. (С вершины одного из холмов, по которым петляла просёлочная дорога, удалось рассмотреть поселение во всех деталях.) Прямоугольник выглядел огромным: более трёх километров в длину и около полутора - в ширину. Все постройки огорожены высоким (до пяти метров) частоколом из толстых брёвен с обожжёнными на конус вершинами. С внутренней стороны частокола шла хорошо утоптанная тропа-дорога шириной метров пять. Дальше начиналась сплошная линия из строений, тыльными частями образующая вторую внутреннюю стену. Посередине пятиметровой дороги лежали высокие деревянные мостки (наверное, от дождя, потому что крыши домов имели скат как раз в эту сторону).
Приглядевшись, Зодчий заметил неторопливую процессию из трёх верцев, уверенным шагом шествующих по мосткам. Зодчий крайне удивился такому необычному расположению домов. Получалось, что все постройки (жилые дома, хлева, амбары, овины) располагались по квадрату, при этом стена одного дома служила стеной другому. Крыши всех построек были односкатными и имели скат в одну сторону. Наклон крыш выглядел небольшим (в Зоконе не было зимы и можно было не опасаться, что пологие крыши рухнут под тяжестью весеннего снега). Построек оказалось очень много.
В центре огромного прямоугольника располагалось большое хлебное поле. Это выглядело невероятным: чтобы в русской деревне хлебная нива находилась внутри поселения, да ещё так охраняемая в месте, где кроме выходцев и верцев никого нет! Зодчий даже привстал со своего места, чтобы подробнее разглядеть поразившую его картину. Старик заметил интерес гостя, но ничего не сказал. Зодчий так и простоял в повозке, пока они не подъехали к воротам.