— Девушка, только для вас, сегодня привезли! — бабуля порылась в столе-холодильнике и жестом фокусника вынула порцию мороженого в цветном фантике, — плодово-ягодное!
Огляделась подозрительно, полагая, видимо, что сейчас коршунами на киоск кинутся любители плодов и ягод, кивнула Нике:
— Всего сорок копеек!
Ника достала горсть мелочи, послушно забрала мокрый брикетик, и пошла к набережной, сдирая бумажку. Вот дойду до перекрестка, решила, вгрызаясь в страшновато-кровавую мякоть, от которой заломило зубы, и если первым поедет грузовик на светофоре, то займу денег и поеду. А если такси, то… то… пойду трескать жареную рыбу. А если…
За спиной бабуля, высовываясь из киоска, конспиративно размахивая рукой, подзывала очередную жертву:
— Молодой человек. Я вам-вам, молодой человек, идите сюда…
Глава 5 Васька и мечты о загранщике
Все мужчины города Южноморска делились на тех, у кого есть паспорт моряка, и тех, кто хочет его получить. И все женщины города делились на тех, кто вышел замуж за загранщика, а кому достался обычный муж с обычной зарплатой в советских рублях. Конечно, как во всех городах, были тут магазины и детские сады, швейная фабрика, металлургический завод, железнодорожный вокзал и работа проводниками в поездах дальнего следования. Но все равно каждый житель города знал, что такое боны, магазин альбатрос, рейс-спарка, суда-«рыбаки» и суда-«научники», плавсостав, кэптен и старпом, кокша и пекша, училище номер одиннадцать — «одиннадцатая бурса», где готовили матросов… Знали, что такое «Югразведка» — там комплектовали суда в рейсы, определяющие лучшие районы промысла рыбы и что такое Южнииро, откуда на судах этой самой разведки уходили научные группы океанологов, ихтиологов, специалистов по изучению климата, гидрографии и химии океана. А если учесть, что совсем неподалеку в славном городе Жданове готовили моряков для торгового флота, в Ростове была средняя мореходка, где учились будущие штурманы, а в небольшой сонный Бердянск стекалась молодежь из всего района — в училище, выпускающие коков и пекарей… а там еще Одесса и пассажирский флот, огромные лайнеры. И военный флот в Севастополе…
Немудрено, что папа Ники считался одним из лучших штурманов Южноморска и всю жизнь провел в морях Индийского и Тихого океанов (мама Ники всю жизнь провожала его на полгода, потом встречала и через месяц-другой провожала снова). Дядя Ники всю жизнь ходил на круизных лайнерах (и тетка Ники никогда не работала, потому что лайнер дядь Пети, бывало, швартовался во Владивостоке и жены летели туда, чтоб успеть повидаться с мужьями). А двоюродный дед Ники на фото стоял при полном параде в кителе и фуражке с крабом на фоне серого эсминца (жена его помаялась лет пять и убежала к скучному продавцу без визы). И старший брат присылал Нике глянцевые цветные открытки с видами Дели и Стамбула, когда ходил через полмира тестировать радиооборудование на новом исследовательском судне.
А Нике достался Коля Алешкин, который уехал из Южноморска, по настоянию мамы Клавы, испуганной подвигами залихватской дворовой компании, уехал в Ждановскую мореходку и вышел оттуда матросом-мотористом, теперь вот — механик на судах торгового флота.
Это было, по мнению Ники, ни хорошо и ни плохо, а просто — так жили почти все. И вот теперь она жена, муж которой бывает дома два-три месяца в году, и половину из этого времени Ника срывается из города, уже наизусть зная летнее расписание пассажирских комет, зимнее расписание поездов с пересадками. Привет, Жданов, Бердянск, Новороссийск, Анапа! Привет, серые вокзалы, толпы измученных советским дорожным сервисом пассажиров, привет ночные очереди в кассу на морвокзале, качка в гудящей комете, подрезающей металлом крыльев верхушки волн. Привет портовые краны, привет, проходные, где стоит кучка разновозрастных женщин с раскрытыми паспортами, а вахтер с важным видом ведет пальцем по дополнительному списку судовой роли. И вот, через грязные причалы, важные колыхания контейнеров в вечернем воздухе, блеск рельсов и рев сирен, громыхание металлолома, через запахи бензина, морской воды и арахиса из надорванных мешков с иноземными надписями…привет, крошечная каюта, откуда второй моряк выселяется, с завистью вздыхая… и наконец, одни, если ребенка получилось оставить дома, и спешные поцелуи, неловкая и немного злая с отвычки любовь, мужчина, который, вроде, и свой, но после двух-трех-четырех месяцев редких телеграмм — странно и неуютно чужой, блестит глазами и не поймешь, о чем думает, и о чем же сейчас говорить. И так неловко выходить в коридор и пробираться в халатике с полотенцем на локте к туалету, никак не привыкнув называть его противным словом гальюн. А все встречные, кивая и поздравляя с приездом, конечно же знают, что сейчас было, и это так — будто стенки, что называются на корабле переборками — сделаны из стекла.