— И здесь то же самое! — с отвращением воскликнула Первая госпожа судьи Ди. — Взгляните только на серую плесень по всему шву этого синего платья! — Она захлопнула крышку платяной коробки из красной кожи и повернулась ко Второй госпоже. — Никогда не видела такого жаркого и влажного лета. А этот ужасный дождь, который лил всю прошлую ночь! Я думала, он никогда не перестанет. Поможешь мне?
Судья, сидя за чайным столом у открытого окна просторной спальни, видел, как две его жены поставили на пол платяную коробку и принялись за третью. Госпожа Цзао, подруга и компаньонка Первой жены судьи, сушила рубахи над медной жаровней в углу комнаты, развешивая их на проволоке над пылающими углями. Жар, мешаясь с клубящимся над сохнущей одеждой паром, делал атмосферу в комнате почти невыносимой, но три женщины, казалось, этого не замечали.
Вздохнув, судья отвернулся и выглянул в окно. Обычно отсюда, с третьего этажа его резиденции, открывался прекрасный вид на изогнутые крыши города, но сейчас все было окутано густым свинцовым туманом, скрадывающим очертания. Судье казалось, что туман проник в самую кровь его и вяло пульсирует по венам. Сейчас он глубоко раскаивался в неудачном порыве, заставившем его по пробуждении, потребовать себе новую летнюю рубаху. Эта просьба побудила Первую госпожу перетрясти все четыре коробки для одежды, а обнаружив на одежде плесень, она тут же призвала и Вторую госпожу, и госпожу Цзао. Теперь все трое с головой погрузились в работу, явно оставив всякую мысль об утреннем чае и позабыв о завтраке. Они впервые переживали изматывающий зной в Пэнлае, ведь прошло всего семь месяцев с тех пор, как судья Ди занял пост здешнего наместника.
Он вытянул ноги, которые казались ему опухшими и отяжелевшими, а тем временем госпожа Цзао сняла с жаровни белую рубаху.
— Вот эта совершенно высохла, — объявила она и потянулась, чтобы повесить одежду на вешалку.
Судья загляделся на ее стройное, прекрасно сложенное тело. Внезапно он спросил у Первой госпожи:
— Нельзя ли поручить все это прислуге?
— Конечно, — бросила Первая жена через плечо, — но сначала я хочу сама оценить реальный ущерб. Святые Небеса, взгляни на это красное платье, милочка! — обратилась она к госпоже Цзао. — Плесень напрочь въелась в ткань! А ведь ты всегда говорила, что оно так мне идет.
Судья Ди резко встал. Приторные ароматы духов и косметики, смешанные с запахом сырого белья, наполнили жаркую комнату столь давящей женственностью, что натянутые нервы судьи не выдержали.
— Я пойду немного прогуляюсь, — сказал он.
— До утреннего чая?! — воскликнула Первая госпожа, не отрывая взгляда от выцветших пятен на красном платье, которое она держала в руках.
— Я вернусь к завтраку, — буркнул судья. — Подайте мне вон ту синюю рубаху.
Госпожа Цзао помогла Второй госпоже облачить супруга и заботливо спросила:
— Не слишком ли это плотная одежда для столь жаркой погоды?
— Во всяком случае, сухая, — бросил судья, тут же поняв с неудовольствием, что госпожа Цзао несомненно права: толстая материя прилипла к влажной спине, будто кольчуга.
Он пробормотал слова прощания и спустился вниз.
Быстро миновав полутемный коридор, судья вышел к задней калитке управы. Он был рад тому, что еще не пришел его старый товарищ старшина Хун. Старшина так хорошо знал его, что сразу почувствовал бы дурное настроение своего хозяина и принялся расспрашивать, в чем дело.
Судья открыл калитку собственным ключом и выскользнул на пустынную улицу. «Действительно, в чем же дело?» — спрашивал он себя, бредя сквозь перенасыщенный влагой туман. Что ж, он, конечно, разочарован этими семью месяцами пребывания на своей первой независимой официальной должности. Сначала, конечно, было несколько волнующих дней, а потом случилось убийство жены господина Хо и убийство в крепости. Но далее ничего, кроме отчаянно скучной канцелярской рутины: формуляры, чтобы их заполнять, бумаги, чтобы их подшивать, разрешения, чтобы их выдавать… В столице у него тоже была масса бумажной работы, но то были важные бумаги. Кроме того, этот округ на самом деле не был его безраздельной вотчиной. Вся территория северней реки, будучи стратегическим плацдармом, находилась под юрисдикцией военных. И Корейский квартал за Восточными воротами управлялся собственной администрацией.