— Элиас! Я вопрос тебе задал!
— Я уеду.
— Ага. И куда? Из Королевства ты уже уехал.
— К черту! Куда угодно!
— Детство какое, — с досадой произнес Фредерик. — Моя разбитая рожа — не повод...
— А Марта?!
— Марта? Что такое Марта, чтоб король терял своего лучшего друга из-за нее.
— Как ты можешь?! — воскликнул Элиас, оборачиваясь и вновь сжимая кулаки. — Как ты вообще мог так поступить с нами? С ней? Ведь ты заставил ее согласиться на помолвку со мной! Признайся!
Фредерику нечего было говорить.
— Друг, — с горечью продолжал Элиас. — Ты говорил когда-то, что друзья тебе не нужны. А Кора, она сказала, что быть твоим другом так же несладко, как и врагом. Но я и предположить не мог, до какой степени... Боже мой, да я, наверное, сильнее тебя страдаю оттого, что она умерла!
И тут Фредерик подскочил как ошпаренный:
— Как ты смеешь?!
— Смею! Пока она была жива, а ты счастлив, и я был счастлив с Мартой. Она хоть вид делала, что любит меня, хоть пыталась полюбить. И кто знает, может все бы у нас получилось. По крайней мере, у меня был шанс. А теперь, когда Коры не стало, нет и для меня надежды... Никакой... Ну почему мое счастье зависит от твоего?!
А Фредерик почувствовал, что нет у него внутри злобы. Словно ледяной водой затопило те угли ярости, что готовы были запылать... Он подошел к гвардейцу, проговорил, судорожно сглотнув:
— Я прошу... я прошу простить меня.
Стоит сказать, что это было нечто. И Элиас и Линар просто остолбенели. Они прекрасно знали, чего стоило Фредерику произнести сейчас эти слова. Сам он был ужасно бледен, а в глазах лихорадило несвойственное ему замешательство.
— Я столько бед натворил. Думал: ничего невозможного для меня нет. — Голос Короля был глух и полон неуверенности. — Я ведь хотел сделать тебя и Марту счастливыми... Нельзя было так поступать, нельзя... Черт, как плохо, как плохо...
11
Элиас остался. По-прежнему мрачный, он ехал позади Фредерика. А тот выглядел не менее мрачно, да еще с ужасным синяком на пол-лица. Дальше рысил Линар с Орни за спиной. Эти двое выглядели не в пример лучше. Девушка прокручивала в голове те события, свидетелем которых она была.
Теперь уже в их отряде царила гробовая тишина, нарушаемая фырканьем и топаньем лошадей. Каждый думал о своем...
— Значит, он король? — шепотом спросила Орни доктора.
— Нда, — буркнул он, не отвлекаясь от своих мыслей.
— А почему...
Но Линар быстро оборвал все ее расспросы:
— Вот у него и спросишь!
Девушка даже вздрогнула, но про себя решила: «Ну и не вопрос». И кстати на следующем привале, когда Элиас и Линар ушли собирать хворост для костра, смело подсела к устроившемуся под кленом Фредерику. Запрокинув голову, он держал на лице смоченное в холодной воде полотенце, и Орни смело сняла его и деловито начала умащать кровоподтек своей мазью.
— Вам будет, о чем поговорить с Линаром, — заметил Фредерик, лениво прикрыв глаз, чтоб девушка смогла промокнуть багровое вздутое веко.
— Думаю, в способах лечения синяков, подобных Вашему, мы не сойдемся с ним во мнениях, — улыбнулась Орни. — Он предпочитает холодные компрессы, я — мазь, которую меня матушка научила делать.
На это Фредерик ничего не ответил — просто ждал окончания процедуры.
— Как грудь? — спросила Орни. — Рука?
— В порядке, — буркнул он. — Ты скоро?
— Не похожи вы на короля, — вдруг заметила девушка.
— И много королей ты видела?
— Такого, как вы, точно — ни разу. — Она усмехнулась.
Фредерик устало посмотрел на нее:
— Что ты хочешь? Давай уж, говори. Мы теперь в одной команде.
— Узнать о вас побольше. Вы были Судьей, теперь вы король, но почему-то вдали от своего Королевства. Что с вами случилось?
Его губы чуть дрогнули, потому что ожило в памяти все очень живо и ясно.
— Почему бы и нет? — пробормотал Фредерик. — Почему бы и не рассказать. Говорят, от этого легчает.
— Расскажите, конечно, — с готовностью закивала девушка. — Вот увидите: на самом деле станет легче.
— Все похоже на кошмарный сон... У меня была жена. Красавица и умница. Она любила меня. Она столько для меня сделала. Мы много пережили вместе. Так много, что кому иному до конца жизни хватило бы... Наконец все беды, казалось, остались позади. У нас должен был родиться ребенок. Эти роды... — он замолк, закусив губу, потом вдруг обхватил руками голову, зажал уши. — Боже, я слышу, как она кричит, как ей больно... И некому помочь. И я ничего не могу сделать... Я, король, ничего не могу сделать!.. Ребенок родился, но она... она умерла... И теперь я почти каждую ночь вижу себя рядом с ней в могиле... Я слышу ее дыхание, запах ее тела и волос, я касаюсь ее руки, и она теплая! Но мне темно и душно и холодно под могильным песком. И нет сил вырваться и вырвать ее оттуда... Я похоронен вместе с моей красавицей... И теперь я бегу. От мест, от мира, где жила она, где все напоминает о ней... Но воспоминания-то во мне, а от себя не убежать... Похоже, я глупость делаю, слоняясь по миру в надежде все забыть, но это все-таки легче, чем оставаться там, где все связано с ней... Трудности, с которыми сталкиваешься в пути, отвлекают от тяжелых мыслей. Пусть ненадолго, но забываешься...
Орни была ошарашена такими признаниями.
— А ваш ребенок? Вы о нем подумали? Каково ему?
— Он слишком мал. Ему нет дела до переживаний. Молоко кормилицы, сухие пеленки и теплая колыбель — вот все, в чем он нуждается.
Орни замотала головой:
— Нет-нет, как же вы не понимаете. Дети так остро все чувствуют. Ведь теперь рядом с ним нет ни одного близкого, родного человека. Подумайте, взгляните на это так: у него умерла мать, а отец бросил его!
Фредерика дернуло, по лицу пробежала судорога.
— Не смей так говорить! — прошипел он.
— Но это так!
— Нет!
— Да!
— Нет!!!
— Но я это вижу ТАК!
Он только зарычал в ответ.
— Вы бросили своего сына! — выкрикнула Орни. — Разве это правильно?! Вы всю жизнь судите других, а сами что вытворили?!!
— Не смей мне выговаривать!
— А что, вы в праведники записались?!
Фредерик подскочил со своего места:
— Замолчи! Да кто ты такая?!
— Может, и никто, — тоже встав, ответила девушка. — Да, никто, но я бы никогда не поступила так, как Судья Королевского дома, как король!
— О! — С таким возгласом крайнего возмущения Фредерик кинулся к своей лошади, взлетел в седло.
Его лицо было перекошено от ярости, глаза горели.
— Видеть вас всех не могу! — бросил он это Орни и как раз подошедшим Элиасу и Линару, стегнул Мышку и быстрей вихря понесся куда глаза глядят.
Парни в полной ошарашенности выронили собранный хворост.
— Что ты ему наговорила?! — набросился на Орни Линар.
— То, что считала нужным!
— Ты дура непроходимая! Он уже несколько месяцев как труп ходит, вот только сейчас немного ожил! И что теперь?! Ты представляешь, что он сейчас может сделать?!
— Что?! Ну что?! Вернуться домой! Вот что ему нужно сделать!
— Молчи лучше! — зашипел доктор, потом взревел. — Элиас! Его надо догнать! — и кинулся ловить своего коня...
Мышке, похоже, передалось одержимое настроение Фредерика: и он несся со страшной скоростью по бездорожью, дико вскидывая головой. Перелетел через овраг, поваленные деревья, сиганул меж елей, заскользил копытами по песчаной косе, что вывела к речному берегу, и остановился только тогда, когда уже по брюхо оказался в этой самой речке — Фредерик сам натянул поводья, потому что октябрьская вода наполнила его сапоги неприятным отрезвляющим холодом.
— Вот черт! — Все, что вставало у него на пути, всегда его раздражало; тем более — сейчас. — Вперед, Мальчик, вперед! Такой ручеек грех не переплыть!