Глава 2
Весна. Она бывает такая разная. С веселым звоном капели, с купающимися в лужах воробьями, птичьим гомоном и теплым ласковым солнышком. А бывает слякотная, с серыми подтаявшими сугробами, неприятным моросящим дождем и промозглым ветром. Эта весна была такой.
И в жизни Нади Сазоновой все было так же серо и беспросветно. Работы не было. Сначала днвушка и не искала ее. Весь февраль она провела в квартире деда, отгородившись от всего мира, как раненая собака, зализывающая раны в своей конуре. Надя никого не хотела видеть, не хотела выслушивать вопросы и утешения, не хотела… Ничего не хотела. Абсолютно ничего. Не было ни дня, чтобы она не вспоминала о Вите. Но не о том Генералове, с которым рассталась, а о том, который был готов мир перевернуть ради нее, о том, который по утрам любил смотреть, как она просыпается…
Без него было тяжело, но с ним было невозможно.
Но время шло, бежало мимо, притупляя такую острую поначалу боль. И Надя решилась выйти на улицу. Мела метель, и девушка, зарывшись поглубже в капюшон зимней куртки, добежала до ближайшего терминала и оплатила интернет. А дома погрузилась в поиски работы.
Март пролетел в поисках работы, наступил апрель, а дело так и не продвинулось. Работа не находилась. В тех местах, в которых бы Надя работала с удовольствием, она не подходила, а там, куда звали, девушке работать не хотелось. Поскольку она не голодала – арендная плата за квартиру родителей с лихвой покрывала нехитрые потребности молодой женщины и даже позволяла откладывать на «черный день», - Надежда не хотела бросаться в работу «лишь бы взяли» и продолжала искать.
Подруги по группе звонили все реже и реже, но Надя прекрасно понимала, что виновата в этом сама – так долго даже хороший друг не может биться в стену безразличия и нежелания не то что видеться, а даже разговаривать. Ей, правда, не хотелось ни с кем разговаривать. Надя вообще отгородилась от мира - не смотрела телевизор, не читала ни газет, ни интернет-новостей, а лишь углубилась в поиски работы. Но однажды вечером мир ворвался к ней в лице беснующейся за дверью Ани Золотовой. Она звонила, била в дверь ногами и не переставая звала на помощь.
Открыв дверь, Надя увидела широкую спину сбегающего по лестнице мужика и забившуюся в угол Аню. Золотова с визгом рванула в квартиру, толкнула Надю внутрь и захлопнула дверь.
- Ань, что случилось?
У бывшей «Северянки» дрожали руки и зуб на зуб не попадал.
- Маньяк, - заикаясь, произнесла она.
- Ты мужика какого-то испугалась? – усмехнулась Надя. – Он неудачно пошутил?
Аня Золотова уставилась на подругу, забыв о только что перенесенном страхе.
- Сазонова, я от тебя такого не ожидала! На меня напал настоящий маньяк, а она шутит!
- Да брось ты! Какие у нас тут маньяки?
- Какие?! – от возмущения голос девушки взвился ввысь. – Какие маньяки?! Да об этом выродке уже месяц трезвонят повсюду! Он избивает и насилует молодых девушек. Три девушки от побоев скончались.
Надя побледнела, а Аня уже спокойнее посмотрела на нее:
- Ты что? Действительно не знала?
Кулемина покачала головой:
- Я телевизор уже месяца два не смотрю, а на новости в инете внимания не обращаю.
Золотова рванула к включенному компьютеру и быстро открыла несколько ссылок.
По мере того, как Надя читала и смотрела фотографии, ее затошнило. В Москве орудовало чудовище. По-другому этого человека нельзя было назвать. За два месяца с небольшим его нападениям подверглись четырнадцать женщин. Три молодых девушки от нанесенных побоев скончались, не приходя в сознание. И Аня… Маленькая Аня с глазами олененка Бемби чуть не… Кошмар!
- Тебе надо в милицию! – сказала Надя.
- Надо. Но я боюсь. Я вообще не хочу никуда от тебя выходить. Я боюсь!
- Я тебя провожу.
Надежда уговорила уступчивую подругу за двадцать минут, отвела в отделение и сдала с рук на руки молодому лейтенанту, который клятвенно пообещал Наде, что проводит «потерпевшую» Аню домой.
Сазонова шла по затихающим вечерним улицам. У девушки сжимались кулаки, и она почти желала, чтобы этот маньяк напал на нее. У нее, по крайней мере, есть против него шанс. И весьма немаленький шанс, если вспомнить ее треноровки до кровавого пота.
Справа от Нади хлопнула дверь парадной, и девушке послышался полузадушенный крик.
Девушка прислушалась – кругом стояла тишина. Только за домами на проспекте слышались проезжающие машины.
Тихо. Спокойно. Но почему же Надю так тянет к этой якобы хлопнувшей двери…
Девушка подошла к подъезду, тихо открыла дверь и вошла в парадную. И от увиденного у Нади сжались кулаки. У стены, сжавшись в клубок, размазывала по лицу текущую из носа кровь девчушка лет двенадцати. А над ней нависал мужчина в кожаной куртке.
- Слышь, козел, - процедила Надя.
Мужчина обернулся. Это был он, выродок, не достойный называться человеком. На правой щеке располагались пять больших родинок в форме креста – примета, о которой говорили все пострадавшие от маньяка женщины.
- Иди сюда, ублюдок!
Мужчина шагнул к Надежде, она развернулась и саданула его ногой в грудь со всей силы. Мужчина отлетел к стене и упал. Девушка подскочила к нему и со всей силы впечатала носок кроссовки ему в живот. Тот застонал и скрючился.
Девочка отползала по стенке, поскуливая от ужаса. А Надя била мужчину ногами, превращая его лицо в кровавую кашу.