Пока «Лавр» держал Уникорна на привязи, мы кинули рог, тяжёлый, как многодубовое бревно, в свой вельбот, сами попрыгали вслед за рогом и быстро довеслались до фрегата.
Как только мы перерубили буксирный канат, Уникорн принялся бессмысленно скакать по пляжу. От лёгкости у него кружилась голова, и он падал порой на колени.
Больно было видеть, горько наблюдать эту картину, и мы с Пахомычем невольно отвернулись.
– Ничего, ничего, – успокаивал нас капитан, – у него новый рог отрастёт. Таков закон произрастаний.
И действительно, не успели мы толком отчалить и сняться с буев, у нашего обезроженного друга стал появляться новый рог.
Вначале маленький и невзрачный, он всё удлинялся, удлинялся, и самое неприятное заключалось в том, что направлялся он в сторону «Лавра».
– Чёрт возьми! – сказал Суер. – Он растёт со скоростью большей, чем наше движение.
А рог рос и рос и уже мчался на наш корабль с дьявольской стремительностью и силой.
– Он прошибёт нашу ватерлинию! – орал Пахомыч. – Поднять паруса! Румпель под ветер! Шевелитесь, бесенята!
– Отставить, – сказал Суер. – Придётся, видимо, бодаться с ним всеми нашими мачтами.
Устрашительный рог дорос тем временем до нашего фрегата и завис над палубой, беспокойно оглядываясь.
Матрос Вампиров подвесил на него гирлянду сарделек, но рог недовольно стряхнул их. Он явно искал чего-то другого.
– Мадам Френкелью не насытился, – сказал Пахомыч.
Тут снова мы вывели нашу несчастную мадам, развернули её, и грандиозный новейший рог удовлетворённо хмыкнул, улёгся между реторт безумия и успокоился.
Это была, поверьте, редкая картина, и мы очень удивлялись, как рог, произрастающий на носу прибрежного животного, пересекая океан, очутился на грудях с нашего фрегата.
– Это закон чувства, – задумчиво сказал Суер-Выер. – Как порой любопытно наблюдать такие законы в действии… Но – понаблюдали и надо плыть дальше. Бодаться мачтами нам некогда, поступим просто: закутаем мадам.
Мы закутали мадам, и рог сразу потерял ориентиры.
Разочарованно помыкался он над палубой и, подцепив-таки гирлянду сарделек, всосался обратно на остров.
А тот первый, отрубленный рог мы отполировали, трубили в него по праздникам, призывая команду к бражке, а потом продали за бутылку джина какому-то грузчику из Одессы.
Глава XXVIII. Остров большого вна
Это был единственный остров, на который сэр Суер-Выер решил не сходить.
– Останусь на борту, – твердил он.
– В чём дело, кэп? – спрашивали мы с лоцманом. – Всё-таки это не полагается. Открывать остров без вас как-то неудобно.
– Ничего страшного. Откроете один остров без меня.
– Но нам важно знать причины, – настаивал лоцман. – В чём причины вашего несхода на берег?
– Причины личного порядка, – отвечал Суер. – Не могу. С этого острова пахнет.
Мы принюхались, но никакого запаха не ощутили.
Остров был явно вулканического происхождения.
Посредине возвышался давно, кажется, потухший вулкан. Лава изверглась из него, застыла и окаменела. Она стекала к берегу плавными грядами.
– Возьмите с собою мичмана Хренова, – рекомендовал нам капитан. – Остров унылый и гнусный, может быть, хоть мичман что-нибудь отчебучит.
На берег мы высадились в таком порядке: Пахомыч, лоцман и мичман. Я замыкал шествие, крайне огорчённый отсутствием капитана. Кроме того, мне казалось, что действительно чем-то пахнет, и я уже ругал себя, что не остался с Суером на борту.
Первым делом мы решили взобраться на вулкан и посмотреть, действует ли он или уже бездействует.
– Кажется, бездействует, – рассуждал я, – но какой-то запах испускает, значит, немного действует. Чем же это пахнет?
– Да не пахнет ничем, – успокаивал Пахомыч. – А если и пахнет, так это вулканической пемзой, ну той, которой ноги моют. Весьма специфический запах.
– А по-моему, старпом, пахнет чем-то более тонким, – спорил с ним лоцман.
Мичман Хренов вроде бы и не чувствовал никаких запахов. Ничего пока не отчебучивая, он дышал полной грудью, довольный, что его списали на берег.
Так мы продвигались по направлению к вулкану, медленно поднимаясь на его отроги. Удивляло отсутствие чего-нибудь живого, хоть бы птичка какая или травинка – лава, лава, лава.
Отчебучил неожиданно лоцман.
– У меня что-то с животом, – сказал вдруг он. – Бурчит что-то. Это, наверно, акулья кулебяка! Наш кок Хашкин, пожалуй, её недожарил. Не могу больше, братцы!
И лоцман вдруг скинул шаровары и стремительно присел.
Этот жест лоцмана послужил неминуемым сигналом. Мы все сразу вдруг почувствовали неправильность акульей кулебяки. Пахомыч крепился, а мы с мичманом, ругая кока Хашкина, решили немедленно испытать облегчение и присели.
Оправившись чин по чину, мы продолжили восхождение.
Вдруг не выдержал Пахомыч. И этот мощный дуб внезапно рухнул, то есть повторил наши поступки.
С ним за компанию присел и лоцман.
Мы с мичманом продержались минутки две и, ругая Хашкина, вторично испытали облегчение, за нами вскорости лоцман и снова Пахомыч.
Это было какое-то чудовищное действие акульей кулебяки.
Мы продолжали восхождение, но уже приседали через каждые пять шагов по очереди. В единицу времени из всех четверых, движущихся к вулкану, был по крайней мере один приседающий.
– Боже мой, – сказал вдруг лоцман, – я всё понял! Всё это вокруг нас вовсе не вулканическая лава.
– А что же это? – воскликнули мы, смутно догадываясь.
– Это – вно!
– Не может быть, – сказал мичман. – Откуда вно? Ведь здесь же нету ни одного человека. Откуда взяться вну?
И тут в недрах острова послышались какие-то взрывы и толчки. Что-то заклекотало, забурчало, забулькало.
– Назад! Назад! – закричал старпом. – Скорее в шлюпку!
В его голосе прозвучал такой неподдельный ужас, что мы кинулись к берегу.
Остров затрясся. Оглушительный взрыв раздался на вершине вулкана, и из кратера вырвалось облако удушливого газа.
– Боже мой! Боже! – орал мичман, полуоглядываясь. – Обратите внимание на форму вулкана! Это же каменная задница!
Мы бежали к шлюпке, а вулкан действовал уже вовсю. Лава, если это было можно так назвать, пёрла из жерла потоками. Она нагоняла нас, нагоняла.
Первым увяз мичман, за ним лоцман.
Только мы с Пахомычем успели вспрыгнуть в шлюпку. Лоцман и мичман прочно увязли во вне.
– Внодышащий вулкан! Внодышащий вулкан! – орал лоцман, изобретая новый географический термин. – Сэр старпом, не покидайте нас, а то мы утопнем во вне! Старпом-сэр! Стар-пом-сэр! Стар-сэр-пом!
Мичман Хренов, к удивлению, молчал и отбрыкивался от вна меланхолически.
– Бывали мы и во вне, – бурчал он, – и не раз ещё будем, так что чем-чем, а уж вном нас не удивишь. Кстати, мне кажется, что это уже не совсем чистое вно, состав его как-то переменился. Господин старпом, бросьте мне, пожалуйста, черпак.
Пахомыч бросил ему черпак, которым мы откачивали воду со дна шлюпки, мичман черпанул вна и стал его внимательно изучать в монокль. Только тут мы заметили, что так называемая внолава заблистала под пасмурным небом тяжело, жёлто и металлически.
– Это уже не вно, – сказал Хренов, – это золото.
– Киньте мне корзинку.
И действительно, золото, чёрт побери, золото пёрло из жерла, сдобренное, правда, невероятнейшим запахом.
– Это не золото, – сказал Пахомыч. – Это – золотое вно.
Он кинул мичману корзину, и мичман, зажимая нос, набрал полную корзину золотого вна.