Она выбежала из комнаты, на ходу грациозно подхватив упавшее меховое манто.
Когда в двадцать минут восьмого Мэри спустилась в холл, отец ожидал ее там у лестницы, готовый проводить по темной улице до соседей. Пока она шла вниз, он наблюдал за ней с гордостью, любовью — и откровенным беспокойством. Но она весело улыбнулась, кивнула и, добравшись до последней ступени, положила руку ему на плечо.
— По крайней мере, сегодня меня никто не заподозрит, — сказала она. — Я ВЫГЛЯЖУ богатой, правда, пап?
Это было действительно так. Смотрелась она, как осмеливаются говорить восторженные подружки, «по-королевски». Прямая, на голову выше отца, она отличалась небрежным изяществом мальчика-атлета; как и у матери, ее волосы были русыми, а глаза карими, но выглядела она гораздо крепче и энергичнее своих родителей.
— Не перестаралась ли я с роскошью? — спросила она.
— Всё прекрасно, Мэри, — хрипло ответил он.
— И платье? — Она распахнула темный бархатный плащ, открывая взору серебристо-белое великолепие. — Думаешь, подойдет для следующего сезона в Ницце? — Она рассмеялась, вновь пряча блеск за чернотой бархата. — Кто бы мог подумать, что ему два года! Я его перешила.
— У тебя золотые руки, Мэри. — В голосе отца слышались необычное смирение, неприкрытая многозначительность и безмерное сожаление. Казалось, что он делает ей комплимент и умоляет ее о прощении одновременно.
На какую-то секунду Мэри тоже стала серьезной. Она подняла руку и опять положила ее ему на плечо, сжав в знак понимания и сопереживания.
— Не тревожьтесь, — прошептала она. — Я точно знаю, чего вы от меня хотите.
Глава 6
Это был великолепный, блистательный прием; и весьма шумный, ибо среди кадок с пальмами в дальнем конце огромной столовой прятался оркестр, а после некоторого замешательства гости почувствовали себя обязанными вести светские беседы — конечно, во весь голос. Все пятьдесят человек разместились за длинным столом, сделанным плотниками на скорую руку специально для этого случая, но он отнюдь не выглядел сколоченным наспех и казался незыблемым континентом из камчатого полотна и кружев, с побережьем из хрусталя и серебра, на котором цвели орхидеи, и лилии, и белые розы, — континентом обитаемым, с тремя изумительными, сияющими зданиями: одним в середине и двумя в разных концах — чудесами, сотворенными вдохновенными кондитерами. То были миниатюрные реплики Делового центра Шеридана, Жилого массива Шеридана и Насосной станции Шеридана. Почти все гости сразу поняли, что это, и единогласно объявили сходство бесподобным.
Стол был накрыт с поистине феодальной роскошью. Во главе восседал великий тан[10] в окружении цвета семьи и приближенных особ; далее, в порядке убывания значимости, от баронов до министериалов[11], расположились соседи из «старой» округи, управляющие, бухгалтеры, начальники отделов и прочие — и так до другого конца стола, где заняла почетное место, в утешение мелким сошкам, супруга тана. Именно здесь, среди вилланов, сидел Биббз Шеридан, смиренный Банко[12], гадающий, смогут ли есть те, кто на него поглядит.
Однако пир стоял горой, народ собрался здоровый, знающий, что ужин для того и подан, дабы вводить его в организм через отверстие на лице, созданное природой с однозначно определенной целью. К тому же никто на Биббза и не смотрел.
Но это было ему только на руку: голос его оставался слишком слаб, и он ни за что бы не перекричал царящий вокруг гвалт, не надорвав легких; более того, все тараторили и перескакивали с предмета на предмет так быстро, что он просто не успел бы высказаться в своей тягучей манере. Он почувствовал облегчение, когда оба соседа по столу по очереди вежливо поинтересовались его здоровьем и тут же ринулись искать живой беседы у сидящих по другую сторону от них. Все жевали и разговаривали одновременно. Болтовня заглушала и пиликанье музыкантов, и звон бокалов, и стук серебра о фарфор; гомон стоял невообразимый.
— Да, сэр! Начал с пустыми карманами…
— Желтые оборки по всему подолу…
— Я ему: «Уилки, пора твой отдел расширять», это я-то ему…
— Пятнадцать процентов в оборот на тридцать одну неделю…
— Он богатейший из богатейших…
— Жена ворчит, что придется мне штаны перешивать, ежели аппетит не умерю…
— Спрашиваю, видали статую турка в холле? Очень изящно…
12