— ЧТО? — Шеридан уперся руками в столешницу, наклонился вперед и удивленно воззрился на сына.
— Я не понимаю… зачем всё время расти?
— Господи великий и милосердный! — воскликнул Шеридан и стукнул кулаком по столу. — Мой собственный сын спрашивает о таком! Выйди на улицу и спроси распоследнего трудягу — и он ответит! Только спроси…
— Уже спрашивал, — перебил Биббз, — когда работал в цеху. Я…
— Что тебе ответили?
— Рабочий сказал «Тьфу, черт!», — кротко признался Биббз.
— Да, а ты что ожидал? — Шеридан подался назад. — Что еще он мог сказать?! Как раз сейчас я его великолепно понимаю!
— То есть вам тоже хочется плюнуть? — Голос Биббза почти дрожал, но был предельно серьезен.
— Проклятье! — взревел Шеридан. — Ты, болван, когда-нибудь слышал слово «Успех»? Ты что-нибудь знаешь об Амбициях? Ты думал о ПРОГРЕССЕ?
Выплеснув раздражение, мужчина откинулся в кресле. Грудь его вздымалась, в горле першило.
— Теперь о главном, — прохрипел он, справившись с гневом, — чем ты хочешь заниматься?
— Как?
— Я спросил, что ты сам ХОЧЕШЬ делать?
Биббз не ожидал такого поворота и начал заикаться:
— Чем… чем я… чем…
— Если бы я позволил тебе делать, что в голову взбредет, чем бы ты занялся?
Биббз выглядел ошарашенным, а затем он оробел, не на шутку смутившись. Он опустил голову и сосредоточился на носке туфли, которой водил туда-сюда по ковру, как напроказивший школьник, вызванный в кабинет директора.
— Чем бы ты занялся? Стал бы бездельничать?
— Нет, сэр, — чуть слышно пробормотал Биббз, и в его шепоте звучала вина. — Наверное, я бы… я бы…
— Ну?
— Я бы, наверное, попытался… писать.
— Что писать?
— Ничего такого важного… может, стихи и очерки.
— И всё?
— Да, сэр.
— Ясно, — сказал отец; он часто дышал, пытаясь не взорваться. — Вот как, хочешь писать, но не хочешь писать ничего действительно значимого.
— Вы думаете…
Шеридан опять поднялся.
— Я сниму шляпу перед человеком, способным написать хороший рекламный текст, — с чувством проговорил он. — В этой стране в наши дни высший писательский дар это умение выразить себя в рекламе. Покупаешь любой журнал, желая почитать что-нибудь стоящее, — и что на задней обложке?! Вот за такое, скажу без утайки, я готов платить. Может, ты думаешь, что писать эти тексты легко. А ты попробуй! Я пробовал — и не смог. Реклама должна быть написана так, чтобы заставить людей сделать самое трудное на свете — она должна убедить их расстаться с ДЕНЬГАМИ! А ты говоришь про «стихи и очерки». Уверяю тебя, если уж рассуждать об умении складывать слова в предложения, способные ЗАСТАВИТЬ действовать, то здесь, в нашем городе, Р.Т. Блосс за минуту расскажет тебе об этом столько, сколько Джордж Уолдо Эмерсон[19] за всю жизнь не узнал!
— Вы… вероятно… вы… — невнятно пробубнил Биббз, закашлявшись.
— КОНЕЧНО, я прав! А ты просто хочешь связаться с самым старомодным типом писания! «Стихи и очерки!» Господи, Биббз, это ЖЕНСКОЕ занятие! Какую газету ни возьми, везде миссис Траляля читает лекцию о «Джейн Эйр» или про «Тайну Ист-Линнского замка»[20] в Незнамо каком клубе. А «поэзия»! Вспомни хотя бы Эдит! Ее стихотворение тебе не превзойти, юноша, а ведь оно единственное за всю ее ЖИЗНЬ! Когда я попросил ее продолжить сочинять и написать еще, она сказала, что это занимает слишком много времени. Сказала, что нужен не один месяц. А Эдит-то умница, в ее мизинчике энергии больше, чем я имел возможность заметить во всем твоем теле, Биббз. Взгляни правде в глаза: если Эдит способна написать четыре или пять стихотворений в год, то тебе больше двух не потянуть. Медаль, которую она получила, стоит пятнадцать долларов, вот и посчитай свой доход — тридцать долларов за год! И это успешная карьера? Я не имею ничего против поэзии. Но стишок Эдит за десять тысяч долларов не продашь; всё хорошо, когда оно на своем месте — пусть девчонки занимаются стихами. У мужчин в этом мире мужские обязанности!
Он присел на стул рядом с сыном и, наклонившись к нему, доверительно шлепнул Биббза по колену.
— Этот город прогремит на всю Америку, и если мои дети будут слушать меня и не терять времени, им удастся отхватить немалый кусок — весьма немалый. Я люблю наш город. Он у бога за пазухой, каждый новый день приносит мне доход — уже много-много лет. Мне нравится вести здесь дела, и я душу за него положу, как за собственную семью. Он прекрасен. Посмотри на наш деловой район, да на любой район, на парки, которые мы сажаем, на бульвары и памятники. И город растет. Боже, как он растет! — Шеридан не шутил, его голос торжественно гремел. — Но, Биббз, в могилу я с собой не возьму ни злата, ни серебра, ни домов, ни акций. Я хочу всё оставить своим мальчикам. Я работал и зарабатывал, я был строителем и творцом; и там, где рос один колос, выросло два, куда бы я ни бросал зерно, желая их вырастить. Я много строил и хочу, чтобы на мне строительство не прекратилось. Когда придет мой смертный час, мне надо будет знать, что мои мальчики готовы взять дело на себя, что они могут быть в ответе за всё и продолжат начатое. Биббз, когда придет время умирать, я хочу быть уверенным, что мои мальчики стали большими людьми, готовыми и способными творить великие дела. Биббз, когда я уйду на небо, я должен знать, что всё богатство, заработанное мной здесь, на земле, станет расти и множиться благодаря моим мальчикам.
19
Шеридан путается в именах, имея в виду Ральфа Уолдо Эмерсона, американского эссеиста, поэта и общественного деятеля.