— Да, — сказал Биббз. — Я… — Ему было нечего добавить.
Мэри смотрела сквозь запыленное стекло.
— Кажется, нам пора ехать, если не возражаете, — сказала она.
— Да, — ответил Биббз, но не двинулся. — Вернемся затемно.
Она бросила на него взгляд.
— По-моему, вы очень устали, мистер Шеридан, я знаю, должны были устать, — тихо произнесла она. — Если позволите, я… — Без дальнейших объяснений она открыла дверцу и высунулась из кареты.
Биббз вздрогнул от неожиданности, не понимая, что она делает.
— Возница! — звонким голосом позвала девушка. — Кучер! Поехали! Кучер! Остановитесь у дома, что на севере от особняка мистера Шеридана, пожалуйста. — Карета тронулась, и Мэри села поудобнее рядом с Биббзом. — Я видела, что он спит, когда мы забирались внутрь, — пояснила она. — Думаю, они и по ночам работают.
Биббз сделал глубокий вдох и помедлил, пытаясь совладать с голосом.
— Я никогда не мог извиняться сразу, — сказал он, привычно растягивая слова, — потому что, если говорю быстро, я заикаюсь. Мой брат Роскоу как-то отлупил меня за то, что я наступил на его карандаш. Я так долго объяснял, что это не нарочно, что он закончил побои раньше, чем я договорил.
Мэри Вертриз ни разу в жизни не слышала, что кто-то из-за дефектов речи или иной подобной причины может «не нарочно» не заметить, что экипаж стоит. Она едва знала Биббза, хотя всегда немного сочувствовала ему, но теперь неожиданно обнаружила, что он вовсе не похож на того человека, каким представлялся ей раньше. Она ясно увидела картину, нарисованную Биббзом вовсе не в поисках участия: крепыш колотит болезненного мальчугана, а тот и не злится на него. Мэри увидела не только это, но и другое: она вдруг смогла охватить взглядом всю жизнь Биббза, проникнуть в нее. Никогда прежде она не ощущала, что может в одно мгновение узнать человека. Неожиданное открытие немного испугало девушку, а затем, не без удивления, она осознала, что рада, что он так долго просидел, не замечая, что карета не движется. Но она упустила из виду, что забыла ответить на его извинение, и они выехали с кладбища, не перемолвившись ни словом.
Биббзу так нравилось молчать, что он не заметил повисшей тишины. Сумерки, царившие в тесноте кареты, таили для него много смысла; постепенно стало настолько темно, что попутчики не видели друг друга, даже их одежда не соприкасалась. Но они не чувствовали одиночества. Колеса монотонно скрипели по мостовой; цоканье копыт будто неслось издалека; иногда возница астматически кашлял или подгонял лошадей выкриками «Эх, залётные!» и бездушными хлопками хлыста по безответным спинам. Внутрь экипажа проникали прямоугольники света от фонарей, быстро истончаясь до линии и исчезая, отчего тьма начинала казаться кромешной. Но ни один из двоих запоздавших вернуться с похорон Джима Шеридана не нарушил безмолвия.
Всю необычность ситуации первой — и с большим опозданием — ощутила Мэри. Она вдруг осознала, что уже очень долго размышляет о спутнике, не пытаясь с ним заговорить.
— Мистер Шеридан, — начала она, не зная, что скажет, но чувствуя необходимость что-то сказать, тем самым разрушив странность их поездки. — Мистер Шеридан, я…
Экипаж остановился. «Эх, залётные!» — с упреком проворчал кучер, слез с козел и открыл дверцу кареты.
— Что-то не так? — спросил Биббз.
— Барышня приказала остановиться у дома, что по соседству от Шериданов, сэр.
Мэри не поверила собственным ушам: не может быть, нет, не могли они проделать весь путь от кладбища, не произнеся ни слова.
— Что? — Биббз вновь обратился к вознице.
— Приехали, сэр, — добродушно ответил тот. — Первый дом к северу от Шериданов.
Биббз сошел на тротуар.
— Ах, да, — сказал он. — Да, кажется, так и есть. — И пока он стоял, вперив взгляд в тускло освещенные окна особняка мистера Вертриза, Мэри успела самостоятельно выйти из кареты.
— Я вам помогу, — опомнился Биббз, непроизвольно подавшись вперед, но она уже была в нескольких шагах от экипажа.
— Не надо, — пролепетала она. — Кажется, я сама… — Она хотела сказать, что сможет выйти без его помощи, но обнаружила, что и так сделала это, и решила не закачивать предложение.
— Эх, залётные! — сердито закричал кучер, забираясь на козлы. И лошадки с грохотом понесли карету прочь самым быстрым своим галопом — улиточным.