— Биббз отказывался от доктора, — сказала миссис Шеридан. — Мы сами позвали врача, когда за ужином мальчик не смог проглотить ни кусочка. Дорогой, пойдем лучше спать.
— Ни кусочка! — фыркнул муж. — Есть он не хотел! Если работаешь, есть захочешь! А вот когда навоображаешь всякого, тут не до еды. У делового человека времени на фантазии нет; и если ты внимательнее посмотришь вокруг, милая моя миссис Шеридан, то заметишь одну интересную штуку, касающуюся здоровья: у работающего человека нет времени болеть — он и НЕ болеет. Только подумай об этом и сама убедишься, что все твои знакомые больные либо женщины, либо бездельники. Так вот, мадам!
— Дорогой, — сонно повторила она, — пойдем спать.
— Ты на других сыновей посмотри, — не унимался мистер Шеридан. — На Джима и на Роскоу. Вот ОНИ работают! В них ни капли лени. И от труда ни Джим, ни Роскоу никогда не болели. Джим успел переложить на свои плечи половину моих забот. И сейчас он самый трудолюбивый и талантливый предприниматель во всем городе. Я подтолкнул его, но там было что толкать. А вот «нервное несварение» не протолкнешь! Посмотри на Роскоу, просто посмотри, кем он уже стал, а ему едва двадцать семь исполнилось — женился на чудесной девушке, на свои деньги построил дом, тогда как для вас с Эди Новый дом строил я.
— Папочка, ну что ты ходишь босиком, простынешь, — пробормотала миссис Шеридан. — Ложись спать.
— Да и Эди много чего достигла, для девушки, — распалялся он. — Я горжусь ей не меньше, чем Джимом и Роскоу. Придет время, и она осчастливит будущего мужа. Красивее и талантливее ее во всей стране не сыщешь! А какое стихотворение она в школе написала — и приз за него получила, да я лучших стихов в жизни не читывал, а это был ее первый опыт. Даже Блосс сказал, что лучше ничего не читал, а уж он-то в литературе разбирается: таких рекламных объявлений, как у него, в городе никто не пишет. Сомнений нет, она умница! Только вспомни, как ловко она уговорила меня строить Новый дом, хотя, подозреваю, без тебя, мамочка, тут не обошлось! Мне и в нашей старой халупе хорошо, но вы с малышкой Эди умеете добиться своего. Уж я о ней позабочусь, поддержу так же, как Джима с Роскоу. Как я ими горжусь, своей троицей! Но Биббз… — Он замолчал, покачивая головой. — Честно признаюсь, мамочка, когда я говорю знакомым, что ВСЕ мои мальчики в порядке и не подведут, думаю я про Джима с Роскоу, а про Биббза забываю.
Голова миссис Шеридан недовольно заерзала по подушке.
— Папочка, ты сделал всё, что мог, — нетерпеливо сказала жена, — хватит себя грызть, отправляйся в кровать.
Мистер Шеридан недовольно сверкнул глазами.
— Грызть себя! — фыркнул он. — Я не делаю ничего подобного! Да и какие у меня, ради всего святого, причины для этого? К тому же тут нет «сделал всё, что мог». Я сделал всё, что ВООБЩЕ возможно! Я дал ему шанс проявить себя, стать мужчиной — а он вместо этого заработал «нервное несварение»!
Он погасил старомодную газовую лампу и, хмуро ворча, забрался в постель.
— Что еще? — сердито спросила жена, не довольная бормотанием.
— Как глист какой, — чуть громче пояснил мистер Шеридан. — Прямо не знаю, что с ним делать!
Глава 3
В лечебнице Биббзу пришлось выкарабкиваться из самых глубин болезни — его посадили на строгую диету из молока и сухарей; прошел не один долгий и утомительный месяц, прежде чем его сочли «достойным» прогуливаться, опираясь на руку сиделки и трость. За это самое время Новый дом был спроектирован, построен и отделан; в сию обитель Величия и проводили Биббза, с одной только тростью и без сиделки.
Эдит встретила его на вокзале.
— А вот и Биббз! — сказала она, когда он проковылял через ворота вслед за толпой приехавших. Девушка быстро пожала брату руку и, мельком взглянув на него, отвела глаза, сразу направившись к выходу на улицу. — Ты уверен, что тебя стоило выписывать? Вид у тебя нездоровый!
— Но я определенно выгляжу здоровее, — ответил он так же медленно, как и шел: он намеренно растягивал слова, потому что сбивался, если говорил быстро. — Еще месяц назад я мог передвигаться, лишь когда меня поддерживали двое, а я тащился посередине!
Эдит, после первого беглого взгляда, более не осмеливалась смотреть на Биббза; вопреки всем усилиям, ее лицо несло на себе печать легкой брезгливости, какую испытывают здоровые люди, вынужденно навещая кого-нибудь в больнице, в «нехорошей» палате. Эта девятнадцатилетняя девушка была милой и стройной, ее черты могли показаться неправильными и мелкими, но приятный цвет лица и блеск глаз делали ее почти красивой. Она ни на секунду не прекращала движения. Добрые старушки называют таких, как Эдит, милашками, но взвинченность ее вовсе не украшала. Эта новая черта не ускользнула от Биббза: когда он видел сестру в последний раз, она была гораздо спокойнее, — и пока они стояли на тротуаре и ждали пробивающийся сквозь плотный транспортный поток автомобиль, он окинул ее внимательным и несколько удивленным взглядом.