– Виктория, – Арсений упал на пол и крепко обнял. Все ее тело издавало дрожь. Сердце било на износ. – Я здесь, с вами! – он убрал аккуратно ее руки с лица. Из глаз падали градом слезы, нежно-розовые губы покрылись синевой, она что-то неразборчиво шептала. – Виктория, что случилось? – он схватил ее за плечи и приподнял. – Садитесь, – Арсений бережно довел ее до кухонного дивана и усадил с краю. Он схватил стакан и налил воды из фужера. – Успокойтесь, прошу вас! Что случилось? – Виктория взяла стакан в руки и заикаясь начала пить маленькими глотками. – Виктория, где ваш супруг?
– Ушел, – тихо ответила она, – ушел… Он ушел, – ее руки вновь задрожали. – Он ушел, – стакан с водой упал и вдребезги разбился, осколки раскатились по всему полу. – Господи, – вдохнула она, – забери меня, прошу тебя. Боже, если ты слышишь, – она медленно встала, – забери меня, об одном лишь тебя молю, Господи! – ее ноги подкосились и хрупкое тело рухнуло вниз.
Арсений попытался вновь помочь ей встать, но Виктория этого не хотела. Она встала на колени, – Боже! – захлебываясь в собственных слезах, она продолжала кричать в потолок. – Прошу тебя, забери…
– Прекратите такое говорить! – он пытался успокоить ее, но слова никак не помогали. – Прошу вас прекратите!
– Не хочу жить, не хочу! – из ее правой ноги начала хлестать кровь. От бессилия она свалилась на пол, закрыв свои плечи бледными руками.
– Я помогу вам, – он вновь аккуратно охватил ее тело и перенес на диван. Она продолжала молча плакать. – Успокойтесь Виктория, прошу, – Арсений поднес ей новый стакан с водой. – Выпейте, вам полегчает.
Виктория сделала несколько глотков и отставила стакан на стол. Ее тело продолжало трясти.
– Прости меня за ужасный вид. Я не хотела, чтобы ты…
– Ради всего святого, расскажите, что случилось?
– Ипостасей ушел в джунгли на поиски нашего сына, – ей было трудно говорить, она снова взяла стакан и отпила немного воды. – Он что-то надумал там себе… Встал посреди ночи и исчез будто не было… Я его останавливала как могла, говорю ну куда ты сейчас, что ты делаешь с нами, а он не слушал все, говорил, чтобы я ложилась спать.
– Это я во всем виноват, – с тоской произнес Арсений. – Это я надоумил его. Не надо было вам говорить про этого мальчишку…
– Что ты, что ты – нет! Не смей так думать, – она крепко обняла его. – Ты здесь ни при чем.
– Вы успокойтесь, Виктория, прошу вас, – он взглянул на ее окровавленную ногу, – Я принесу бинты.
Арсений помог дойти ей до кровати и перевязал ногу. Кровь понемногу начала останавливаться. Он принес ей стакан с водой и поставил рядом на прикроватную тумбочку. Она молча лежала и смотрела в потолок.
– Что же я наделала…
– Вам нужен покой- отдохните, а я побуду здесь с вами, пока не вернется ваш супруг.
– Спасибо, – ее глаза стали понемногу закрываться от изнеможения, она отвела взгляд в сторону, а после повернулась снова к Арсению. – Я рада была видеть тебя, – сквозь полусон проговорила она, – И имя твое, пусть и надумано, но все равно я буду беречь его у самого сердца, – она засыпала на его глазах. Он молча сидел рядом и внимательно слушал ее голос.
После того, как она заснула, он обошел все комнаты и выключил свет, оставив включенным лишь маленький светильник над кроватью. Убедившись, что все в порядке он с особой осторожностью вышел на улицу, прикрыв за собою входную дверь.
Ночь на берегу еще отказывалась уходить. Луна продолжала светить своим бледным и холодным светом, предавая мрачный темный контур океанским камням, а холодный ветер безмолвно кочевал от воды к суше, задевая верхушки самых высоких пальм.
Он стоял у порога дома, в надежде, что Ипостасей блуждает где-то рядом. Истощённое тело начало мёрзнуть, и чтобы хоть как-то согреться, он сел на ступеньки, закрыв руками предплечья и съежился. Медленно, вокруг него кружила стая диких маленьких мошек. Под мелодичное жужжание, каждая из них старалась подлететь поближе. Арсений пытался отгонять, произвольно махая руками, но мошки все равно находили пути. Кто-то из них врезался ему в лоб, кто-то в глаза, кто-то в руки.
«Я не могу все это так оставить. Возможно судьба дала мне шанс, а я вот так просиживаю его. Нет. Так не должно быть. Я не прощу себе этого. Эти люди самое дорогое, что есть у меня и я обязан все исправить…»