Двери кабинета закрылись.
– Где же тебя носило? – начал Лесков, подбираясь к своему столу, дабы достать трубку.
– Вынужденные обстоятельства, – сухо ответил Коспалов. Он понимал, что подробности его истории могут пагубно сказаться на дальнейших планах. Отсюда появилась наигранная сдержанность, коей министр никогда не обладал.
– Ты бы хоть весточку отправил, я не знаю. Исчез и с концами, – господин мэр вытащил из нижнего шкафчика курительную трубку. Смахнув с нее пыль, он утрамбовал в большое отверстие табак и поднес трубку ко рту. – Если быть откровенным, – он поджег табак длинной спичкой и закурил, – меня начали посещать мысли о твоем переезде из города.
– С чего вдруг мне переезжать отсюда? – министр медленно ходил по кабинету, осматривая его детально. – А здесь все как прежде, – подметил он. И вправду – в белом кабинете не менялось ничего, кроме нараставшего слоя пыли. Белоснежные стены рассыпались, обрастая трещинами и грязью. Изуродованная временем мебель доживала последние дни, а люстра, что висела над большим круглым столом казалась ниже, чем должна быть на самом деле.
Лесков молча продолжал курить трубку. Тишина этого места обрела зажатость. Чувствовалось, что обстановка накаляется. Обойдя весь кабинет, Коспалов аккуратно прихватил стул с общего стола и сел напротив давнего друга. Они переглянулись. Табачный дым перекрывал глаза, создавая лишь мягкий звук жженой листвы и усложняя попытки понимания мыслей собеседника. Ветер бил по окнам и каждый неторопливо думал о своем.
За их многолетнюю дружбу случалось всякое, но столь долгое и обоюдное молчание явилось впервые. Один из них думал, что другой что-то скрывает, второй думал, что первый не знает с чего начать. Табак в курительной трубке Лескова понемногу догорал. Министр следил за дымом, что медленно рассеивался, приближаясь к окну. Когда клубы дыма совсем исчезли из виду, Коспалов вновь окинул взглядом старого друга. С прошлой встречи, что состоялась несколько месяцев назад он изменился. Никогда его лицо не выглядело таким болезненным, как сейчас: пустой взгляд, обрамленный синяками ярко-сливового оттенка, расходящаяся на слои побледневшая кожа и седые волосы, которых так он боялся всю сознательную жизнь.
– Последнее время трудно стало спать, – нарушил молчание Лесков, заметив особое внимание к себе. – Как лягу, так все – глаза словно заколдовал кто-то. Хожу ночью по дому, а делать ничего не могу – голова ватная, – он отложил трубку и дабы отойти от темы, переключился на Коспалова. – Ну а как твоя жизнь?
– Трудно назвать это жизнью, – ответил министр. – Самое интересное, что на тот момент я знал, чего ожидать, но к сожалению, ничего до конца не понимал.
– Все наши идеи забыты, а планы, на которые возлагались надежды так и не начаты, – с легким сожалением констатировал Лесков. Он знал настоящее положение Коспалова, поэтому странная формулировка ответа про жизнь казалась ему вполне уместной. – Моя жизнь ведь тоже не сахар, – вздохнул глава, – Причем я даже и не помню с чего она перестала быть такой. Будто так и нужно, знаешь. Будто того времени, когда все было спокойно, вовсе и не было. Вот раньше как, просыпаешься утром – жив, и слава Богу, а сейчас открываешь глаза и думаешь: «На кой черт я вообще проснулся…». И так каждый день.
– А как же твоя жена? Неужто любовь не спасает душу от тяжелых мыслей?
– Да какая там любовь, – вскрикнул Лесков, – так, сожительство, не боле, – он повернулся к шкафу лицом. Заметив стеклянный графин на полке с книгами, мэр привстал. – Заявляет мне тут недавно, мол из-за моей бессонницы она не может спокойно спать, – он налил из графина немного воды в свой стакан и сел обратно. – Иди, говорит, к врачам обследоваться.
– Ну все верно – заботится о тебе, – поддержал Коспалов.
– Она не меня поддерживает, а себя оберегает, – он отпил из стакана и выдохнул, – точнее свой сон, – мэр выдохнул, его лицо за долгое время обрело красный оттенок. – Вот так я и живу, – добавил он, дав понять на конец истории.
– А как обстоят дела с нашим общим другом?
– А какие дела? – удивленно спросил Лесков. – Был на днях у меня, в очередной раз. Пришел, взял деньги и ушел – все как обычно. С чего такие вопросы?
– Просто ходят слухи по министерству…
– А ты что, – мэр слегка понизил тон, – начал верить слухам? – Коспалов помотал головой и хотел было что-то сказать, но Лесков перебил его. – Ты знаешь, я конечно ничего против тебя не имею, как никак мы с тобою друзья. Но если откинуть все эти названия и взглянуть на ситуацию с холодной головою, то на деле можно разглядеть хаос. Хаос, я уточню, это когда люди не боятся не то что за спиною обсуждать власть, они не боятся обсуждать ее и осуждать на глазах самой власти. Понимаешь? И это все происходит по твоей вине, дорогой друг, – он пристально созерцал глаза министра. – И после этого ты обсуждаешь со мною слухи, касающиеся моей работы? Да эти животные будут говорить все что угодно, лишь бы не работать и в своей лени обвинить кого-то другого…