Комната была маленькая и душная. Здесь стояли шкаф с выдвижными ящиками, простой деревянный стол, кресло-качалка и узкая металлическая кровать с облезшей эмалью, которую покрывала штопаная-перештопанная накидка.
Окно прикрывали засиженные мухами занавески и жалюзи, у которых не хватало верхней планки.
В углу на табуретке стоял оцинкованный таз и висели на крюке два несвежих вафельных полотенца. Ни туалета, ни ванной здесь, разумеется, не было. Не было даже гардероба. Его заменяла тряпка, занавешившая еще один угол комнаты. Отдернув ее, я увидел серый деловой костюм самого большого из существующих размеров, то есть моего (разница в том, что я не покупаю готового платья). Внизу стояла пара черных ботинок по меньшей мере сорок четвертого размера и дешевый фибровый чемодан. Обнаружив, что он не заперт, я не преминул его обыскать.
Я просмотрел также все ящики и был немало удивлен тем, что вещи были сложены в них аккуратно. Другое дело, что вещей было немного и среди них мне не попалось жемчужного ожерелья. Я продолжил обыск, заглянув во все мыслимые и немыслимые места комнаты, но не нашел ничего достойного внимания.
Присев на край постели, я закурил сигарету и стал ждать. Теперь мне уже было ясно, что Хенри Эйхельбергер либо круглый дурак, либо ни в чем не виновен. Ни его поведение, ни сам вид этой комнаты не предполагали, что он — личность, способная на такие хлопотные, но выгодные операции, как кража жемчуга.
Я успел высадить четыре сигареты — больше, чем я выкуриваю обычно за целый день, — когда послышались шаги. Они были легкие и быстрые, но не крадущиеся. Ключ заскрежетал в замке, и дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина и смотрел прямо на меня.
Во мне 190 сантиметров роста, и вешу я приблизительно восемьдесят килограммов. Этот человек тоже был высок, но на вид должен был быть легче меня. На нем был синий летний костюм, который за неимением лучшего определения я бы назвал опрятным. Светлые густые волосы, шея, какими карикатуристы наделяют прусских капралов, широкие плечи и большие волосатые руки. По лицу видно, что ему пришлось в этой жизни выдержать немало крепких ударов. Его маленькие зеленоватые глазки разглядывали меня с выражением, которое в тот момент я принял за мрачный юмор. Сразу видно, с этим парнем шутки плохи, но меня его вид не испугал. Мы с ним примерно одинаковой комплекции, наши силы примерно равны, а уж в своем интеллектуальном превосходстве я не сомневался.
Я спокойно поднялся и сказал:
— Мне нужен некий Хенри Эйхельбергер.
— А ты, собственно, как здесь оказался? — спросил он.
— Это подождет. Повторяю, мне нужен Эйхельбергер.
— Ну ты, комик, тебя, кажись, давно не учили, как себя вести, — и он сделал пару шагов мне навстречу.
— Меня зовут Уолтер Гейдж, — сказал я. — Эйхельбергер — это ты?
— Так я тебе и сказал.
Я сделал шаг к нему.
— Послушай, я жених мисс Эллен Макинтош, и мне стало известно, что ты пытался поцеловать ее.
— Что значит пытался? — его рожа расплылась в гадкой ухмылке.
Я резко выбросил вперед правую руку, и удар пришелся ему в челюсть. Мне казалось, что я вложил в него достаточную мощь, но он принял его хладнокровно. Я еще два раза ударил его левой, но тут сам получил жуткий удар в солнечное сплетение. Потеряв равновесие, я упал, хватаясь руками за воздух. Видимо, я ударился головой об пол. В тот момент, когда у меня снова появилась возможность поразмыслить, как побыстрее подняться, меня уже хлестали мокрым полотенцем. Я открыл глаза. Прямо над собой я увидел лицо Хенри Эйхельбергера, на котором было написано что-то вроде сочувствия.
— Ну что, пришел в себя? — спросил он. — У тебя брюшной пресс слабенький, как чайник у китайцев.
— Дай мне бренди! — потребовал я. — И вообще, что случилось?
— Так, ерунда. Твоя нога попала в дырку в ковре. Тебе действительно нужно выпить?
— Бренди! — повторил я и закрыл глаза.
— Ну что ж, можно. Надеюсь, у меня от возни с тобой не начнется новый запой.
Дверь открылась и закрылась снова. Я лежал неподвижно, стараясь перебороть подступавшую тошноту. Время тянулось мучительно медленно. Дверь снова скрипнула и что-то твердое уперлось мне в нижнюю губу. Я открыл рот и в него полилось спиртное. Тепло моментально разлилось по моему телу, возвращая силы. Я сел.
— Спасибо, Хенри, — сказал я. — Можно, я буду звать тебя просто Хенри?
— Валяй, за это денег не берут.
Я поднялся на ноги и встал перед ним. Он разглядывал меня с любопытством.
— А ты неплохо выглядишь. Никогда бы не подумал, что ты окажешься таким хлипким.