- Ну так пусть тащат его в застенки, раз они уверены, что он диверсант!
- Так не знают они, на какую разведку! Я же толкую тебе! А вдруг, думают они, на дружественную? Связались уже со всеми крупными службами, все отозвались, не числится у них такой! И поэтому ты им нужен. Ты его друг. Никто тебя не вербует, руки не выкручивает.
- Не по байкерски это, вообще не айс, другану пилюлю подсовывать. Давай я ее наклею на крыло...
Я начинал терять терпение. - Не травишь же ты его! Просто они будут знать, где он находится, и отслеживать! Короче, надоел ты мне. Давай обратно "маячок", и забудем.
Я подошел к полкам.
- Вот посмотри, в архиве откопал. Я протянул Ромке "Памятку бдительности". Он неохотно раскрыл ее, хмыкнул, начал читать вслух. "Необычная осведомленность, в деталях, о жизни за границей, в тоже время слабое знание местных порядков". Роман жалостливо надломил брови и посмотрел на меня.
- Дед, сейчас все знают, как живут за бугром, и Макс зарабатывает и он везде был, даже на сафари в Африке. А местные порядки я и сам не знаю и знать не хочу. "Малое употребление хлеба за обедом, разбавление спиртных напитков льдом, водой, пьет их в небольших количествах, как бы смакуя". Максим засмеялся. - Ага, в небольших количествах. Вот мы как то в "Манго"... Он осекся. - Ну, с хлебом в точку, не ест он его вообще. Мясо одно голимое лопает.
- Вот видишь, - сказал я.
- Нда, дед. Роман отложил памятку. - "Мне позвонить в гестапо или это сделаете вы" - процитировал он стеклянным голосом. - Чушь все это собачачья.
- Может быть. А ты понаблюдай. И вот что. Самое главное они забыли в этой памятке. У тебя какие любимые российиские фильмы? Которые ты пересматривал сто раз.
- Дед, не надо, опять ты про свое, ну да, были шедевры, я их люблю. Есть масса отличных не только совковых фильмов - "Чужие", "Терминатор", целая куча.
- Ладно, не понял ты меня. Езжай давай, мне на работу.
Роман неохотно сунул капсулу в карман, приобнял деда и вышел, вскоре раздался удаляющийся треск его механического чудища. А я пошел и опрокинул рюмку крепкой настойки, чтобы ослабить чувство отвращения к себе самому.
***
2.
Слава богу, что на вранье нет пошлин! Ведь куда бы какое всем было разорение!
Фонвизин Д. И.
Мемуар Александра Привалова
Я решил свои воспоминания беллетризировать, не зря же бабка меня писателем мнит, мне даже начинает нравится. Заголовки буду делать, вот такие:
Как мы ходили на демонстрацию седьмого ноября тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года.
После обеда шестого ноября мне позвонил замдиректора по АХЧ Модест Матвеевич.
- Привалов, - сказал он, - зайдите ко мне, вам надлежит получить транспаранты.
- Какой транспонент? - не понял я. Я как раз вводил в Алдан неразрешимую задачу Лейбница про Буриданова осла по заявке Кристобаля Хозевича. Но Модест Матвеевич уже бросил трубку. Я вздохнул и поплелся в приемную. Модест Матвеевич сухо со мной поздоровался и мы проследовали в подсобное помещение при актовом зале.
- Вы, Привалов, должны понимать, - внушал по дороге Камноедов, - что все эти ваши алданы есть кнопконажимательство, а демонстрация это общественное мероприятие, которое уравнивает и обьединяет как дубеля, так и профессора. Демонстрации все равно - магистер ты или этот ... Я опять подумал про осла. Модест Матвеевич отверз огромный амбарный замок, и мы зашли в большое пыльное помещение. Стены справа и слева бы заставлены агитационными материалами, на стенах висели транспаранты и лозунги, свернутые и растянутые на белой материи и кумаче. На всех имелся инвентарный номер. Там были злободневные═ " Вперед, к победе коммунизма! Далее теснились более редкие - "Религия-яд, береги ребят! Колхозами начисто уничтожим кулачество! В глубине запасника я с удивлением увидел домотканую растяжку с надписью "Самозванца Бориску - на колъ!", а еще дальше, в самом углу, стоял тяжелый берестяной транспарант с полустершейся надписью - "Наш БогЪ - Перун, долой... вого Вла...!" . Также на левой стене зачем- то висел польский шляхетский герб с пеликаном.
- Вы, Привалов, - прервал мой экскурс Модест Матвеевич, - принимаете под личную материальную ответственность две агитационные единицы, - он посмотрел в блокнот - номер триста десять и триста двенадцать.
Он повел бровью, три гнома вытащили, тонко чихая, два больших полотна, одно на деревянной раме, другое на дутых резиновых колесах.
На первом транспаранте я увидел портрет кисти нашего домового Тихона. Это был пожилой человек со взглядом пресыщенного патриция, на груди у него алел значок депутата. Партийный деятель был неуловимо похож на Модеста Матвеевича, который ревниво наблюдал за мной. Хоть убейте, я не помнил его имя и фамилию.
- Хороший портрет, - сказал я. Много видел изображений этого товарища, этот самый правдивый. Я напрягся и добавил, - говорят, начинал как начальник Административно - хозяйственной части.
Модест Матвеевич посмотрел на деятеля, - В самом деле? Ну что же, мы всегда были кузницей великих людей.
Второй мобильный транспарант изображал Ленина, Маркса и Энгельса. Их лица также несли еле различимые черты Камноедова...
***
... - Да здравствует прославленный орденоносный имени Михаила Васильевича Ломоносова коллектив института НИИЧАВО! Ура, товарищи!
- Ура-а!
Мы шли вдоль невысокой, обитой красным трибуны. Там в бобровых шапках и пальто с цигейкой внимали шествию лучшие люди города. В течение ряда лет там также присутствовал профессор Выбегалло. Он всегда оглядывал движущиеся колонны, милостиво улыбаясь. Когда кричали "осанну" институту, он вертелся в стороны, кивал и мелко кланялся соседям-небожителям, подразумевая, что все успехи коллектива являются результатом исключительно его, выбегалловой, научной мудрости и крестьянской смекалки.
В этом году он мрачно плелся в колонне простолюдинов, опустив голову и косо держа в руках транспарант - "Гнать метлой очковтирателей от науки!".
После инцидента с кадавром-потребителем он на время затих, после чего начал опыты по производству сыворотки, которая, как он утверждал, способна разбудить любого индивида от сна любой крепости, после чего придать ему чудовищную работоспособность. Мертвого, значить, подымет и в стахановцы, компрене? Он собирался в длительную командировку в Гималаи. Там профессор намеревался разбудить при помощи своего экстракта, (рецепт которого Амбросий Амбруазович держал в секрете) спящих тысячелетия в пещерах Сомати допотопных гигантов, генофонд человечества, и склонить их работать в своем отделе.
Перед экспедицией в Тибет профессор Выбегалло решил провести полевые испытания своего, "разбудителя инновационного системы ААВ1", но не знал, как.
Володя Почкин, родом из Томска, подсказал, что крепче всего спят сибирские медведи. Самки, мол, рожают не просыпаясь. Выбегалло, сотрудница отдела ведьмочка Стелла, а также корреспонденты Г. Проницательный и Б. Питомник выехали в село Александрово и углубились в лес. Найдя берлогу, местные жители срубили профессору крытую охотничью вышку, где он, Стелла и Б. Питомник с фотоаппаратурой собирались наблюдать за ходом испытания. Г. Проницательный, перекрестившись, разгреб сугроб, залез в берлогу и капнул из пипетки экстрактом медведю на нос.
Томская журналистка Ирина Чернявская навестила пострадавшего.
Вот как он описывал случившееся из отверстия в бинтах, вися на растяжках в клинике Мединститута города Томска.
- Пустосмысл Александрович, как все произошло?