Дэшил Хэммет Суета вокруг короля
В Стефании, столице Муравии, я сошел с белградского поезда вскоре после полудня. Погода была отвратительная. Пока я выходил из железнодорожного вокзала, этого гранитного сарая, и садился в такси, холодный ветер хлестал мне в лицо ледяным дождем и капли стекали за воротник.
По-английски шофер не понимал, как и я по-французски. Приличный немецкий, наверное, также не пригодился бы, но мой приличным не был — так, мешанина нечленораздельных звуков. Этот водитель оказался первым, кто попытался его понять. Очевидно, он просто угадывал, что я хочу сказать, и я опасался, как бы он не завез меня куда-нибудь далеко в пригород. Но он, видимо, обладал хорошей интуицией. Во всяком случае, он отвез меня в отель «Республика».
Отель представлял собой шестиэтажную новостройку. Его гордостью были лифты, американская канализационная система, ванны в номерах и другие современные приспособления. Помывшись и сменив одежду, я спустился в кафе перекусить. После чего, получив старательные объяснения на английском, французском и на языке жестов от одетого в новехонькую форму старшего носильщика, поднял воротник дождевика и пересек грязную площадь, чтоб посетить Роя Скенлена, поверенного в делах Соединенных Штатов в этом самом молодом и самом маленьком из балканских государств.
Это был щегольски одетый толстый коротышка лет тридцати, с прямыми поседевшими волосами, вялым нервным лицом и пухлыми беспокойными белыми руками. Мы обменялись рукопожатиями, затем, бегло просмотрев мое рекомендательное письмо, он пригласил меня сесть и, пока говорил, не отводил взгляда от моего галстука.
— Итак, вы частный детектив из Сан-Франциско?
— Да.
— Кто вас интересует?
— Лайонел Грантхем.
— Не может быть!
— Тем не менее это так.
— Но он же... — Дипломат понял, что смотрит мне прямо в глаза, и быстро перевел взгляд на мои волосы, забыв, о чем начал говорить.
— Так что он? — напомнил я ему.
— О!.. — Поверенный едва заметно склонил голову и нахмурился. — Он не из таких...
— Сколько времени он тут?
— Уже два месяца. А может, три или три с половиной.
— Вы хорошо его знаете?
— Да нет... Мы, конечно, здороваемся, разговариваем. Мы с ним здесь единственные американцы, поэтому познакомились довольно быстро.
— Вы знаете, что он тут делает?
— Нет, не знаю. Думаю, просто прервал на какое-то время свои путешествия. Конечно, если у него нет на это какой-то особой причины. Несомненно, не обошлось и без девушки — дочери генерала Радняка. Хотя я в этом не уверен.
— Как он проводит время?
— Я в самом деле не имею об этом представления. Он остановился в отеле «Республика», довольно популярен среди членов здешней иностранной колонии, немного ездит верхом, живет обыкновенной жизнью молодого человека из приличной состоятельной семьи.
— Общается ли с кем-нибудь, кто на самом деле не тот, за кого себя выдает?
— Об этом мне неизвестно. Правда, я видел его в обществе Махмуда и Эйнарссона. Они, по-моему, негодяи. Хотя, может, и нет.
— Кто они?
— Нумар Махмуд — личный секретарь доктора Семича, президента. Полковник Эйнарссон — исландец, теперь, по сути, командует армией. Больше ничего о них я не знаю.
— Кроме того, что они негодяи?
Поверенный в делах с обидой сморщил пухлое лицо и бросил на меня укоризненный взгляд.
— Не совсем, — буркнул он. — А теперь позвольте спросить, в чем подозревают Грантхема?
— Ни в чем.
— В таком случае...
— Семь месяцев тому назад, в тот день, когда этому Лайонелу Грантхему исполнился двадцать один год, он получил деньги, которые ему завещал отец. Лакомый кусок. Перед этим парень пережил тяжелые времена. У его матери было, да и по сей день сохраняется весьма развитое представление среднего класса об изысканности. А отец у него был настоящий аристократ старой школы — с твердым характером и мягкой речью. Все, что ему хотелось, он просто брал. Любил вино и молодых женщин, к тому же и то и другое в больших количествах. Играл в карты, в кости и на бегах. А еще любил драки — безразлично, оказывался он наблюдателем или участником.
Пока отец был жив, сын получал мужское воспитание. Госпожа Грантхем считала вкусы своего мужа плебейскими, но он относился к тем, кто с другими людьми не считается. Кроме того, род Грантхема можно было причислить к лучшим в Америке, а ее саму — к тем женщинам, на которых это производит впечатление. Но одиннадцать лет тому назад — Лайонелу тогда исполнилось десять — старик умер. Госпожа Грантхем сменила колесо семейной рулетки на коробку домино и занялась превращением своего сына в патентованного джентльмена.