Господин Леон аж побледнел от возмущения.
— Никуда я не пойду! У меня деловое предложение, и вы его выслушаете! — Он решительно отчеканил каждую букву и ультимативно стукнул по столу крепко сжатым кулаком.
Я удивленно вскинула брови. Ничего себе заявочка!
Тем временем господин Леон привстал с места, потянулся к сумке, висящей на гвозде у него за спиной, достал из нее увесистый, чем-то туго набитый мешочек и со всего маху нервно опустился обратно на скамью. Увы, похоже, его день не задался с самого начала и, хотя солнце уже отправилось на ночной отдых, удача сего почтенного мужчины по-прежнему крепко спала — наверное, именно поэтому мой пышущий гневом собеседник случайно водрузился на самый край скамьи!
К несчастью, оная мебель испытывала к господину Леону явную антипатию, ничуть не уступающую моей. Лжекамергер понял, что конфуз неминуем, когда перед его глазами медленно и смешно взлетели вверх ноги в пышных панталонах и добротных охотничьих сапогах. Ноги, без сомнения, были его собственные…
Удивительное дело, как замедляет свой ход время, когда падаешь с перевернувшейся скамьи. В частности, можно подробно разглядеть запылившуюся обувь и бесстыдно разъехавшуюся строчку на ширинке панталон, а заодно поразмыслить о том, что неплохо было бы не падать вовсе. О да, именно эта счастливая мысль, а также последняя попытка удержать равновесие и сохранить достоинство подвигли мужчину ухватиться за край стола, однако…
…Однако вместо стола его пальцы едва успели стиснуть край скатерти. В следующий же миг все, что стояло поверх оной, полетело прямо на дорогой наряд незадачливого господина. Первым опрокинулся кувшин с холодным пивом. Ядреный напиток хлынул в лицо и в открывшийся для крика рот… Леон хрюкнул, захлебываясь, получил по голове деревянной кружкой, охнул и принял следующий снаряд — глиняную солонку, размером чуть ли не с корыто. Но и на этом злоключения не закончились — ведь дезориентированный и временно ослепший от пива мужчина все еще продолжал тянуть на себя мокрую скатерть…
Уже из-под стола Леон увидел, как я метнулась со своего места на помощь. Не скрою, я поняла, что не успею подхватить терпящего бедствие собеседника, и посему приняла истинно женское решение — изо всех сил потянула на себя противоположный угол скатерти…
Справедливости ради стоит заметить, что в иной ситуации этот маневр теоретически, возможно, и удался бы. Все-таки окажись на месте господина Леона кто-то более сообразительный и не столь габаритный, мне, возможно, удалось бы рывком поставить его на ноги. Но пресловутый тип сегодня явно не числился в любимцах удачи и поэтому в самый неподходящий момент решил смириться с неизбежностью позора и выпустил скатерть из рук. Это привело к следующему: я взмахнула отвоеванной скатертью, словно сраженный воин шелковым стягом, и вверх тормашками полетела на мокрый пол с противоположной стороны стола. Дружный грохот, издаваемый нашими переходящими в горизонтальное положение телами, нарушил благообразную тишину заведения.
Господин Леон упал навзничь. Локти и затылок прострелило беспощадной болью. Маясь осознанием всей позорности постигшей его ситуации, он лежал, смотрел в закопченные потолочные балки и проникался ужасом своего унижения — мокрый, липкий, щедро сдобренный солью, беспомощный, словно мышонок в луже. Запятнал свою честь, не говоря уж о чести ее величества королевы! Куда уж хуже-то? Поняв, что ситуация безнадежна, он решил не вставать, а тихонько умереть от стыда прямо здесь — в луже пива на дощатом полу. Но умирать было нельзя, ведь оставалась ответственность за другого человека, ну да, за того, который, вернее, которая приземлилась с противоположной стороны стола. Приземлилась и с тех пор не издала ни звука…
— Эй, леди, вы там как? Живы? — Леон вытер лицо полой собственной рубашки.
Тишина. Только звонко капает со стола пиво. Прочие посетители кабака ошеломленно молчат, устрашенные произошедшим.
— Ау, леди Зараза… — Мужчина встал на четвереньки и двинулся под стол, миновал безвольно раскинутые ноги в ботфортах и наконец дотянулся до девичьей руки. — Эй…
— М-да-а-а, господин Леон, — немного подождав, дабы вдоволь помучить своего собеседника, язвительно изрекла я, — опасный вы, оказывается, человек! Вам, как я погляжу, лучше не отказывать.
— Так вы живы?! — возмутился долговязый. — Чего же молчите-то?!
Я хмыкнула: