Таким образом, сейчас было самое подходящее время выяснить, почему Сэм не отвечает на звонки; и сделать это было бы желательно засветло. Ральф ненавидел признаваться в этом даже себе, но он не имел никакого желания находиться в том доме — в своем доме — после наступления темноты. Он уже смирился с мыслью, что дом придется продать. Даже если события двух последних ночей больше никогда не повторятся, он был не в состоянии заставить себя там жить. И прежде всего, он не мог рисковать Джоанной. Ральф надеялся лишь, что Сэм найдет какой-нибудь способ справиться с той таинственной силой, которая завладела домом, иначе его будет нелегко продать — даже кому-нибудь издалека и за низкую цену.
Ральф долго звонил в звонок, прежде чем вынуть из кармана вторые ключи и вставить их в замочную скважину. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, и открыл дверь.
Вешалка по-прежнему валялась там же, где и два дня назад, и ему пришлось протискиваться в дверь боком. Едва оказавшись в коридоре, Ральф увидел Сэма Тауна.
Его обнаженное тело лежало лицом вниз на ступеньках лестницы. Руки были раскинуты, словно в попытке остановить падение, а шея искривлена под углом, который не оставлял сомнений в том, что он мертв. Глаза мертвеца были открыты, словно Сэм потрясенно смотрел на лужу собственной крови, застывшей на полу, — темно-красное пятно, которое казалось почти черным в исчезающем свете позднего солнца над Манхэттеном.
Эпилог
— Если я не вернусь туда, — сказала она, — эта история будет преследовать меня до конца жизни, а я не хочу. Я должна хотя бы раз пройти по дому, и тогда с этим будет покончено. Экзорцизм.
Ральф пытался ее отговорить, но она была непреклонна. Разговор происходил через десять дней после гибели Сэма. Из Бостона приехал один из братьев Сэма — Ральф его встретил — который должен был позаботиться о том, чтобы тело было отправлено на полуостров Кейп-Код, где находилось фамильное кладбище Таунов. Было признано, что смерть произошла в результате несчастного случая, а тот факт, что Сэм упал с лестницы, когда пытался установить, действительно ли этот дом посещался привидением, не вызвал интереса у городских властей. Даже если предположить, что Сэма столкнули, закон не мог возбудить судебное преследование призрака или другого бесплотного духа.
Единственная, что оставалось решить Ральфу, — что делать с рукописью, которую он обнаружил на столе у себя в кабинете. Он нашел ее уже после того, как труп унесли. Он отвез рукопись в отель и, сообщив по телефону Джоанне трагическую новость, прочел ее. Он перечитал рукопись дважды, а потом еще раз, прежде чем мужественно признался себе, что должен принять какое-то решение. Но сразу делать этого не стал и, положив рукопись в конверт, убрал его в гостиничный сейф гостиницы.
Там она лежала несколько дней, пока не были завершены все формальности. Даже когда из университета приехала Пэгги О'Донован, желая увидеть место, где умер Сэм, Ральф не сказал ей о рукописи. Шли дни, но ничто не говорило о том, что в доме по-прежнему творится что-то сверхъестественное, и Ральф все больше склонялся к мысли, что говорить о ней вообще никому не стоит.
Он нанял рабочих и привел дом в порядок. Зеркало в ванной, разумеется, заменили. Никто не жаловался, что чувствует или замечает что-то странное, необычное. Даже сам Ральф постепенно начал чувствовать себя в доме так же непринужденно, как раньше, хотя по-прежнему не оставался там ночевать и, через неделю передал его агенту по продаже недвижимости.
Чем больше он думал о записках Сэма, тем меньше ему хотелось, чтобы кто-то увидел их. Он считал, что с юридической и моральной стороны они принадлежат семье Таунов или по крайней мере его исследовательской группе в университете. Но поскольку Сэм не оставил никаких письменных указаний на этот счет и в самой рукописи ни словом не обмолвился, кому она адресована, Ральф решил, что этот документ предназначен ему, и он вправе сам решать, как с ним поступить.
Ночью перед переездом из отеля в уютную квартиру, которую он нашел на углу Мэдисон Авеню и шестьдесят четвертой улицы, Ральф достал бумаги из сейфа и сжег, страница за страницей, в металлическом мусорном бачке. При этом он чувствовал, что этот эпизод в его жизни закончен, и он подводит под ним черту. То, что писал Сэм, ни один нормальный человек не мог бы воспринять всерьез. В лучшем случае это можно было назвать фантазией, порождением воспаленного ума. Персонажи вроде Элли и Мюррея Рэй были словно целиком взяты из дешевой литературы, а не из реальной жизни. Той Джоанны Кросс, с которой, якобы, произошла эта невероятная история, никогда не существовало. Лучше всего не обращать на это внимания и постараться как можно скорее об этом забыть. Зачем доставлять себе, а тем более Джоанне, лишние неприятности? История Сэма Тауна представляла собой суеверную чушь, которую нельзя ни доказать, ни опровергнуть, а можно только тиснуть в какой-нибудь бульварной газетенке, какие дают на сдачу в супермаркетах. Если бы прошел слух о том, что написано в рукописи, это могло бы навсегда испортить жизнь ему и Джоанне. Ральф не испытывал никаких угрызений совести, когда выбрасывал черный пепел в унитаз и нажимал ручку слива.
После этого он уже решил, что все неприятности позади, но тут Джоанна принялась настаивать на том, чтобы съездить домой. Только разик, говорила она. Изгнать нечистую силу. Не из дома, а из себя — она боялась, что ее коснулось нечто чуждое, противоестественное, и единственным средством избавиться от страха было совершить этот обряд прощания — и тут же уехать.
Ральф сам не понимал, почему это желание вызывает у него тягостные предчувствия, но он никак не мог от них избавиться.
— Ладно, — сказал он. — Если я не могу тебя удержать, то по крайней мере поеду с тобой. Надеюсь, против этого ты возражать не будешь?
— Разумеется, нет. — Она просунула руку ему под локоть и поцеловала в щеку. — Мы поедем вместе, а потом забудем об этом.
Наутро было морозно и солнечно. В десять часов они вошли в дом, сначала спустились на кухню, а потом поднялись в гостиную, где все это начиналось. Сломанную мебель давно увезли, покрытие пола отремонтировали, положили новый ковер и повесили над камином новое зеркало.
Они поднялись на следующий этаж, зашли в музыкальный кабинет, заглянули в комнаты для гостей и в маленький закуток, где Ральф устроил библиотеку. Наконец они добрались до спальни и смежной с ней ванной комнаты, и долго стояли там в молчании, а яркий свет солнца лился через окна.
— Ты знаешь, — сказала Джоанна, — я начинаю жалеть, что мы его продаем.
— Знаю, — ответил Ральф. — Я тоже. Но все равно думаю, что мы должны это сделать, а ты?
Джоанна задумчиво кивнула:
— Да, наверное. Он никогда уже не будет таким, как раньше, правда?
Они начали спускаться по лестнице, и на полпути услышали, как открылась и снова закрылась входная дверь. Они остановились и переглянулись, почувствовав минутное замешательство, но потом Ральф смущенно улыбнулся.
— Я совсем забыл, — сказал он. — Мадж Рейнхарт звонила из агентства по продаже недвижимости. Она сказала, что приведет сегодня потенциальных покупателей осмотреть дом. Она говорит, что это люди серьезные. Нет сомнений, что они ищут солидный особняк, и у них есть деньги. Давай-ка спустимся и поздороваемся.
Но когда они вышли в холл, Джоанна нахмурилась. Чем-то эта пожилая пара рядом с высокой и элегантной мисс Рейнхарт показалась ей странно знакомой. На женщине была дорогая шубка, а на мужчине — пальто из верблюжьей шерсти и черная меховая шляпа. Но когда они повернулись, она поняла, что никогда их не видела.
— О, мистер и миссис Казабон, — проворковала Мадж, излучая уверенность и обаяние. — Я не знала, что вы еще здесь. Похоже, мы только что продали ваш дом. Позвольте мне познакомить вас с мистером и миссис Рэй.
— Мюррей, — представился старик, почтительно приподнимая шляпу. — А это моя жена, Элли.