Перед лицом многочисленных и победоносных мусульманских фанатиков было далеко не безопасно, подобно суфиям, утверждать, что реализация человеческих возможностей связана, прежде всего, с внутренним миром человека и не имеет ничего общего с исполнением определенных вещей и отказом от исполнения других. Вместе с тем суфии считали, что для того, чтобы стать силой, способной влиять на все человечество, мистицизм не должен носить столь секретный характер.
Суфии традиционно считали себя наследниками Одного единственного учения, принимавшего в зависимости от обстоятельств множество различных форм, которое можно было сделать инструментом развития человека. Один из суфиев писал: “Наши души были опьянены вином бессмертия еще до того, как в мире появились сады, виноградные лозы и виноград”.
Основа для широкого распространения Суфийской мысли и деятельности была заложена мастерами классического периода, охватывающего около восьми веков после возникновения Ислама (примерно с 700 до 1500 г. н. э.). Суфизм был основан на любви, его деятельность направлялась с помощью динамической сипы любви, он находил выражение в обычной жизни человека, поэзии и работе.
Между суфизмом и Исламом не могло быть никаких внутренних противоречий, т. к суфии считали Ислам проявлением существенного взлета трансцендентального учения. Суфизм использовался для поддержания контакта с внутренней реальностью Ислама, а также любой другой религии или истинной традиции.
В своих “Рубайат” великий суфий Хайам уделяет особое внимание внутреннему опыту, который не имеет никакого отношения к теологической версии того, что люди по ошибке считают истинной религией:
“В обители и келье, монастыре и синагоге
Одни страшатся ада, другие мечтают о рае,
Но в сердцах у тех, кто постиг божественные тайны,
Нет места таким фантазиям”.
Стадия, в которую вступило то, что мы называем суфизмом, характеризовалась различными условиями и окружением, но была единой в смысле преемственности учения. Косные церковники-формалисты могли отрицать этот факт, но они не играли особо важной роли, ибо “тот, кто видит всю картину, может и понять ее и послужить ей”. Профессор Е. Дж. Броун поясняет: “Даже настоящие суфии во многом отличались друг от друга, т. к. их система была сугубо индивидуальной и мало расположенной к пропаганде. Полностью развитый ариф (познавший или адепт) преодолевал многие ступени и проходил долгий курс обучения под руководством различных пиров и муршидов (духовных наставников), прежде чем обретал познание (ирфан), с точки зрения которого каждая существующая религия является более или менее верным отражением великой и лежащей в основе всего Истины, с которой он в конечном итоге вступил в контакт. Он не считал ни возможным, ни желательным передавать свое понимание этой Истины никому, если не считать тех немногих, кто, благодаря такой же подготовке, был способен к ее восприятию” (Е. Дж. Броун. “Литературная история Персии”. 1909, стр.424).
Людям со стандартным мышлением подчас бывает трудно понять, насколько универсальными являются принципы настоящей суфийской деятельности. Поскольку суфизм был предназначен для того, чтобы существовать в условиях Ислама, как и в любых других условиях, его легко можно изучать через контекст Ислама. Было бы полезным отметить, что два руководства, полностью согласовывавшиеся с официальной теологией и написанные явно для того, чтобы доказать всем ортодоксальность суфизма, вышли из-под пера двух суфийских гигантов - Калабаджи из Бухары (ум. в 995 г.), написавшего “Та’-руф”, и Худжвири (ум. в 1063 г.), написавшего “Кашф аль-Махджуб”, - первый суфийский трактат на персидском языке. Оба автора относились к элите суфизма, но зачастую производили впечатление посторонних наблюдателей, а не посвященных, подобно Омару Хайаму, что вводит в заблуждение исследователей, не в меру буквалистически подходящих к его творчеству. Произведения этих авторов полны скрытого смысла, который невозможно восстановить в переводе. В дальнейшем многие средневековые суфийские ордена шли этим путем. Они продолжили их работу, показавшую высокую эффективность в условиях мусульманского мира. Однако, как отмечают некоторые суфии, “одно время суфизм изучали исключительно с помощью знаков”. Целью обоих методов был Совершенный человек. Символизм и определенный опыт, с помощью которого суфийская практика может привести к одному знаменателю Ислам и другие религиозные системы, это уже иная область, доступная только суфиям-практикам и скрытая в афоризме: “Тот, кто пробует, знает”.