Следы суфизма можно встретить в различных организациях, уже лишенных момента передачи бараки от человека к человеку и сохраняющих только форму. Поскольку обычный человек легче всего воспринимает именно эту внешнюю оболочку, мы должны использовать ее, чтобы указать на нечто более глубокое. В отличие от такого человека, мы не можем сказать, что такой-то ритуал или книга олицетворяют собой суфизм. Мы начнем с социального, человеческого, литературного материала, каждый из которых является в равной степени несовершенным (из-за отсутствия влияния живого человека - учителя) и второстепенным, т. к. он воспринимается только частично. Исторические факты, такие, как религиозное и социальное устройство, если оно еще существует, являются второстепенными, поверхностными явлениями, существование которых зависит от организации эмоций и других внешних факторов. С суфийской точки зрения эти факторы, столь важные для поддержания знакомых уже систем, являются всего лишь заменой настоящей жизнеспособности организма, которая так отличается от внешнего вида или сентиментальности. [1]
Суфийская школа, как и всякое другое естественное явление, появляется для того, чтобы расцвести и исчезнуть, а не для того чтобы оставлять следы в механических ритуалах или антропологически интересных пережитках. Функция питательного вещества в том, чтобы быть переработанным, а не в том, чтобы оставлять застывшие следы.
Касаясь этой тенденции, великий суфийский учитель Джами говорит, что, если позволить бороде разрастись слишком пышно, она будет соперничать с волосами головы в претензиях на внимание или видное положение.
Нетрудно понять, что призывы суфизма к “органичности” и “человеческому образцу” немедленно выводят его из сферы влияния обусловленного обучения.
Однако есть некоторая ценность в том, чтобы обратить внимание на суфийские влияния в области культуры. Прежде всего мы можем увидеть попытки установления контакта между обычным мышлением и суфийским опытом, содержащиеся в поэзии, литературе и других источниках, предназначенных для того, чтобы привести обычное, ослабленное или неразвитое человеческое сознание к большей способности восприятия и осознания. Далее видно, что суфии утверждают, что даже в такой культурной среде, где авторитарное и механическое мышление задушило разностороннее понимание, человеческая индивидуальность должна утвердить себя, пусть даже с примитивным ощущением того, что жизнь должна иметь больше смысла, чем это официально пропагандируется.
В этой книге для иллюстративных цепей основное внимание было уделено распространению суфийской мысли в течение определенного периода (с VII в. н. э.). Если в изложение включены совершенно новые материалы, то сделано это отнюдь не со схоластическими целями. Схоластицизм заинтересован в накоплении информации и заключении каких-либо выводов из нее. Суфизм же занимается развитием линии связи с высшим знанием, а не с комбинацией отдельных фактов, какими бы интересными с исторической точки зрения они ни были, и не с теориями.
Следует помнить, что суфизм является восточным образом мышления лишь в той мере, в какой он сохраняет ту веру (например, в образец человека), которая утратила свою силу на Западе. Он является оккультным и мистическим в той степени, в какой методы его отличаются от тех, которые авторитарные и догматические организации объявляли истинными. Суфии считают подобные организации всего лишь частью, периодом истории человечества. Претендуя на “реальный” источник знания, суфизм не может принять претензий современного отрезка времени, который, если смотреть а него изнутри, считается сейчас “логичным”.
Многие материалы, представленные здесь, следует считать неполными, ибо невозможно увеличить объем формальной литературы о суфизме, не уравновесив его при этом суфийской практикой. ем не менее, многие из этих материалов неизвестны за пределами традиционных суфийских кругов. Они не предназначены для воздействия на традиционный схоластицизм, с которым существует лишь самая поверхностная связь, углубление которой повлечет за собой различные искажения.
Суфизм познается только суфийскими методами. Было бы интересно отметить разницу между наукой, как мы ее снимаем сегодня, и как понимал ее один из ее пионеров Роджер >экон, которого считают чудом средневековья и одним из величайших мыслителей человечества, и который был первооткрывателем метода познания, приобретаемого через опыт. Суфии из школы просвещенных научили этого францисканского монаха тому, что есть разница между накоплением информации и познанием с помощью настоящего эксперимента: в своей работе “Ориз Машз”, где цитируются суфийские авторитеты, Бэкон пишет: