Как только женщина отперла тяжелую, обитую железными листами дверь, ей под ноги метнулась кошка. Черный зверек возмущенно мяукнул и пропал в темноте лестницы. Александра, сорвавшаяся с места из-за звонка жены Эрделя, забыла выпустить кошку на улицу, и Цирцея, привыкшая к свободе, была возмущена таким долгим заточением.
– Ах, Эрдель же! – простонала Александра, захлопывая дверь. Она добрела до тахты и включила стоявший рядом торшер. Усевшись на скомканный акриловый плед «под волка», женщина стиснула ноющие виски ледяными ладонями.
Напольные часы начала прошлого века, заключенные в подобие деревянного гроба, показывали половину десятого. Настольный будильник в железном корпусе настойчивым громким тиканьем убеждал ее в том, что уже без двадцати десять. И, наконец, наручные часы с оторванным ремешком свидетельствовали, что уже без пятнадцати. «Будем считать, что сейчас без двадцати десять. В больнице еще не должно быть отбоя… Но если Евгений Игоревич плохо себя чувствует, он, наверное, спит…»
Александра набрала домашний номер Эрделя и ждала до тех пор, пока звонок не прервался автоматически. «Дома никого! – Ее терзали худшие подозрения, которых женщина не решалась домыслить до конца. – Значит, жена осталась в больнице с ним. Значит, ему совсем плохо… И как она плакала, когда говорила со мной! Что она говорила? Ведь что-то же она такое необычное сказала, мне резануло слух, но было не до раздумий… Необычное…»
Александра посмотрела на замолчавший телефон и нахмурилась. «Она сказала, что созванивается со знакомыми врачами, чтобы определиться, куда ехать… И кажется, добавила мимо трубки: “Хотя он запретил мне звонить врачам!” Было это или послышалось? Могло и послышаться с перепуга!» Набирая номер мобильного Эрделя, художница не знала, чего опасается сильнее: того, что телефон не ответит, или того, что придется услышать дурную весть. Но в трубке немедленно раздался голос. Говорила жена Эрделя, на этот раз вполне спокойно. Но уже то, что телефон мужа оказался у нее, очень встревожило Александру.
– А, это вы, – без энтузиазма произнесла собеседница, узнав, кто звонит. – Да, пришлось оставить его в больнице.
– Что с Евгением Игоревичем?
– Пока неизвестно. Сердце плоховато, он сильно задыхается. Неудивительно! – В голосе женщины послышались раздраженные нотки. – Если в шестьдесят пять лет выпивать три литра кофе в день, ничего другого ждать не приходится!
– А где я могу его навестить? Когда?
Александра ожидала любого ответа: что пока не время, что врачи запрещают визиты, но то, что произнесла жена Эрделя, повергло художницу в шок.
– Ой, не получится! – раздалось в трубке. – Он ведь просил передать, чтобы вы ни в коем случае к нему не приходили! Прямо вот ни-ни!
– То есть… – растерялась Александра. Вероятно от изумления, она вдруг вспомнила имя супруги Эрделя, до сих пор упорно ускользавшее у нее из памяти. – Татьяна, вы уверены, что он это сказал?! Простите, я не понимаю, ведь…
– Да я тоже не понимаю, – оборвала та, – но передаю, что было велено. Нет, стало быть, нет. Он не хотел вас видеть, ни за что! И уж извините, но я страшно устала и хочу прилечь! Спокойной ночи!
И выключила телефон.
Александра сидела на краю тахты, свесив руку с замолчавшей трубкой, и немигающим взглядом уставившись в сумрак мансарды. Свет торшера с прожженным в нескольких местах пергаментным абажуром едва озарял пару метров в диаметре. Остальная часть обширного помещения растворялась в темноте. Близкая крыша дрожала под частыми ударами зимнего ветра, угрожающе громыхал отставший лист кровельного железа, будто по скату грузно шел средневековый рыцарь в полном облачении. Александра, давно уже научившаяся определять по интенсивности этого звука скорость ветра, поняла, что поднялась метель.
«Почему Евгений Игоревич не желает меня видеть? Мы всегда так хорошо общались… В последнее время особенно сблизились… После того как я чудом раздобыла для него этот редчайший герметический трактат…[1] И вдруг видеть меня не желает! Не мог же он обидеться за то, что я не успела приехать!» Отчаянно пытаясь разобраться в этой загадке, художница внезапно осознала еще два весьма странных обстоятельства, которые не сразу дошли до ее сознания. «Почему Татьяна забрала у мужа мобильный телефон?! Кто же так поступает, оставляя человека в больнице?! Ведь не в коме он, не умер!»