Засыпая, она вспоминала историю, услышанную от Эрделя неделю назад. Александра никак не могла выбросить ее из головы, хотя в одиночку, без подсказок, такой ребус ей было не разгадать.
…Эрдель, по своему обыкновению, перебрал и забраковал все книги, что принесла ему тогда Александра. Угодить ему было очень трудно, и художница не ждала, что он приобретет хотя бы какой-то пустяк. «Я уже все собрал!» – часто говорил Эрдель, кладя последнюю принесенную Александрой книгу в стопку «отверженных». Она давно ходила в его квартиру на Петровке не с целью заработать, а чтобы послушать интересные истории, которых у Эрделя в запасе было множество.
Вот и неделю назад они сидели на просторной темноватой кухне, где даже средь бела дня горела лампа под желтым шелковым абажуром. Пили чай, болтали о пустяках, как старые друзья, давно обсудившие все самые важные темы. И тут Эрдель внезапно спросил:
– Саша, вы в судьбу верите?
Услышать подобное от человека, всегда настроенного более чем прозаически, Александра не ожидала. Поставив чашку, она вопросительно взглянула на коллекционера. Тот невесело усмехнулся:
– Ну да, в судьбу, в ту судьбу, от которой, по поговорке, не уйдешь?
– Пожалуй, – задумчиво проговорила женщина. – Случались со мной вещи, которых невозможно было избежать, как ни старайся… Вы об этом?
Эрдель смотрел в пространство, сидя неподвижно, словно не слышал вопроса. Теперь Александре бросилось в глаза то, что раньше ускользало от ее внимания. Старый знакомый сильно изменился с тех пор, как они виделись в последний раз, а это было несколько дней назад. За трое-четверо суток Эрдель осунулся, как-то осел, будто снег под солнцем. Даже вещи казались ему велики и висели на нем, как чужие. «Он болен! – с тревогой подумала женщина, глядя на хозяина квартиры и не решаясь задать ему прямой вопрос, рвавшийся с языка. – И серьезно болен, раз у него такие мрачные мысли! Неужели… Неужели…»
Эрдель продолжал, глядя в пустоту:
– Да, нельзя избежать… Старайся, не старайся. Даже если видишь опасность, давно видишь… Иногда лучше знать поменьше… Зачем это проклятое знание, если оно не может тебя сохранить от судьбы?
«Он говорит не со мной, а сам с собой. – Александра не знала, что и думать. Она впервые видела коллекционера в подобном состоянии. – Судьба… Похоже, он все-таки не болен, тут что-то другое!»
Она поняла, что угадала, когда Эрдель, опомнившись, спросил:
– Надеюсь, вы не думаете, что я истерик и психопат? В моем возрасте принято жаловаться на болезни, а я вдруг – на судьбу. Ну, ведь болезни – это дело житейское, никого не минуют. А судьбу все пытаешься обмануть… Напрасное дело! – И на миг умолкнув, продолжал уже без запинок: – Я вам кое-что расскажу, Саша. Это старая история, ей больше лет, чем вам, так что вы ее знать не можете. О ней вскоре забыли, забыли все, кроме людей, которых она коснулась непосредственно. Мне было двадцать два года. В этом возрасте ничего не принимаешь всерьез, только самого себя. Вот и я тогда не принял эту историю близко к сердцу.
Это случилось летом шестьдесят седьмого года. Эрдель был студентом историко-архивного института, его нынешняя квартира в переулке близ Петровки тогда еще представляла собой коммуналку, где в четырех комнатах теснилось три семьи. Он только начинал собирать свою библиотеку. У студента, живущего на грошовую стипендию и случайные подработки, денег не хватало хронически. Поэтому Евгений, которого еще никто не звал по отчеству, менялся книгами с друзьями, пропадал в букинистических магазинах, надеясь на случайную удачу… Но самые замечательные приобретения он делал, если где-то распродавалось чье-то наследство. Как все коллекционеры, молодой Эрдель был падальщиком и кружил вокруг таких распродаж, за гроши приобретая то, что стоило рубли, а порою и намного больше. Равнодушные и ничего не понимающие наследники рады бывали хоть что-то выручить за старые трухлявые фолианты, источенные жучком, изъеденные крысами и обметанные плесенью вдоль переплета. Однажды, приобретя содержимое целого книжного шкафа, студент расстался всего с тремя рублями. Будь у него пять рублей, ему отдали бы впридачу и сам шкаф – работы бургундского мастера, из грушевого дерева, покрытый резьбой. Обе филенки были расколоты снизу доверху, все четыре ножки оказались разной высоты, вдобавок, их изгрызли собаки. Каждый новый щенок, из тех, что на протяжении сотни лет появлялись в семье, владевшей шкафом, считал своим долгом воздать почести искалеченной мебели. Но лишних двух рублей у Эрделя в ту пору никогда не водилось, а обладай он такой суммой, она была бы неизбежно истрачена на книги.