– У него плохо со зрением, да? – обернулся Тони к девушке. – Я сижу в полутора метрах, а он говорит, что я далеко сел.
– Что с тобой? – подошла Мишель к русскому. – Тебе плохо?
– Вот и ты, Мишель, тоже тянешься ко мне через стол. Зачем? Это ведь неудобно. Подойди, присядь рядом. Хочешь, садись ко мне на колени. Ты ведь не будешь возражать, если твоя сестра посидит у меня на коленях, правда же, Тони?
– Если только ты не рухнешь со стула вместе с моей сестрой, – предупредил Тони. – Ты здорово выпил, russo!
– Ошибаешься, amigo, я еще не пил сегодня. Мишель! – крикнул русский. – Сделай нам с твоим братом мохито!
– Зачем ты кричишь? – спросила его Мишель. – Я ведь совсем рядом и хорошо тебя слышу.
– Неправда, – покачал головой русский. – Вы обманываете меня. Хотя… Просто я забрался слишком высоко… Да, пожалуй, слишком высоко… Это же вершина мира. Здесь все по фигу! Здорово у меня получилось, скажи, Мишель?
Тони вопросительно посмотрел на девушку.
– Что ты смотришь на нее, Тони? Давай лучше поговорим о деле. Знаешь, как здорово пристроить свою задницу на вершине мира и трепаться с королем улицы о делах? Ты просто никогда не сидел на вершине мира. Знаешь, какой маленькой кажется улица отсюда? А ты просто клоп, Тони! Ха-ха! Король улицы – клоп! На Кубе есть клопы, Тони?
– Они везде есть, – встал Тони со стула. – Слушай, сестричка, я ухожу. Будем считать, что сделка не состоялась. Этот парень в стельку обкуренный! Я не понимаю, зачем ты меня к нему притащила. Хочешь проблемы с полицией? У них нюх на такие дела. Гарантирую, не позднее чем сегодня они сюда завалятся. Может быть, они уже здесь. Давай Хемингуэя, я ухожу.
– Присядь, Тони, – сказал русский. – Куда ты торопишься? Разве ты боишься полиции? Ты же крутой, Тони?! Нет, не крутой? А Мишель сказала, что ты крутой… Как же так? Выходит, ты все-таки клоп, Тони? Жирный кубинский клоп.
Тони вскочил со стула и схватил русского за ворот футболки:
– Еще раз назовешь меня так – и тебе конец, понял?
Русский пробовал что-то сказать, но из его горла вырывался только хрип.
– Отпусти его, – попросила Мишель.
Тони бросил русского и, стуча кулаком по ладони, зашагал по комнате. Русский сидел согнувшись и держался за горло.
– Где туалет? – спросил Тони.
– Идем, – ответила девушка. Они вышли из комнаты.
– Ты чуть не задушил его! Хочешь все провалить?
– Этот кретин обдолбан, – мрачно сказал Тони. – Ты и правда дала ему покурить гашиш?
– Сами виноваты. Я не знала, что твой придурок Мигель так озабочен своим членом! Он хотел трахнуть меня прямо в машине. Все, что он мне сказал, – это сделать русскому Мэри Джейн. Я заправила шарик в омлет. В Бразилии это нормально.
– Идиотка! Может, в Бразилии и нормально жрать по утрам омлет с гашишем, но этого шарика хватило бы на двадцать омлетов. Его только вчера привезли с Ямайки. Ты понимаешь, какая там доза? А если бы русского накрыло прямо в банке?
– Ну знаешь… Нужно было ехать вместе с Мигелем, а не оставлять его со мной.
– Вы все идиоты! – сплюнул Тони. – У парня передоз. Он вообразил себя на вершине мира. Знаешь, что будет дальше? Когда все канабиноиды достигнут его мозга, приход будет такой, что русский решит сигануть прямо с той самой вершины, где сейчас словил кайф. Это может продолжаться часов восемь, и парень будет летать как Гималайский змей, пока не встретит унитаз в туалете. Где деньги?
– У него в рюкзаке.
– Слушай меня внимательно. Мигель ждет на улице позади дома. Когда русский совсем улетит, я вырублю его и уйду, чтобы не видели, как мы выходили из квартиры вместе. Подложишь ему рукопись прямо под нос – пускай сразу ее заметит, когда очухается. Подождешь пару минут, берешь рюкзак, проверяешь деньги и выходишь на Сорок первую. У старой дискотеки, которую закрыли в прошлом году, мы тебя подхватим, поняла?
– Тичер настаивал, чтобы русский сам отдал деньги.
– Тогда пусть приедет и возьмет их, режиссер хренов! Разве ты не видишь, что русский мало что понимает?
– А когда он очнется?
– Ни черта не вспомнит! Рукопись у него, значит, решит, что сам отдал деньги.
– Ладно, делаем, как ты говоришь.
– Вперед, – скомандовал Тони.
Русский, раскачиваясь на стуле, что-то негромко напевал.
– Тони! – прервал он пение, заметив вошедших. – Ты вернулся за деньгами? Можешь взять их в моем рюкзаке. Там двадцать тысяч, которые ты дал Мишель, и твои проценты. Ты доволен?
Тони подошел к русскому и протянул руку:
– Давай рюкзак.
Русский попытался снять рюкзак со спинки стула, на котором сидел, но тут же уронил его на пол.
Тони, ругаясь, поднял рюкзак и высыпал пачки сотенных купюр на стол.
– Будешь считать? – спросил русский. – Обязательно сделай это, Тони. Когда я работал на радио, то всегда пересчитывал гонорар за свою программу. Отличное было время! Только прошу тебя, не считай деньги, как это делают в кино. Открывай каждую пачку и пересчитывай купюры. Тогда ты получишь истинное удовольствие! Черт, Мишель! Твоя бабушка точно была колдунья! Как назывался ее омлет? «Омлет счастья»? Да… Я сейчас так счастлив, что даже снова готов полюбить ту девушку. Тони, ты знаешь историю о моей девушке? Пока ты считаешь деньги, я расскажу тебе. Это отличный блюз, Тони! Его сочинил Хоулин Вольф. Как жаль, что кубинцы не знают, что такое блюз… От вашей сальсы меня уже тянет блевать, честное слово! Куда ни пойдешь, везде танцуют сальсу. Да… И эти идиотки итальянки тоже танцуют сальсу. А потом к тебе обязательно подваливает одна из дочек Ли Су Чун… Ну ладно, это все чушь, Тони. А ты, я вижу, любишь деньги… Ну так вот… Был чудный летний день, когда моя девушка оставила меня. Ты думаешь, она уехала далеко-далеко? Нет. Она просто пошла домой, к своему мужу. И так каждый раз, Тони. И каждый раз мне казалось, что она уехала на край света. Но теперь я совсем не переживаю. Знаешь почему? Потому что сейчас я сижу на самой вершине мира и наблюдаю, как ты копошишься с деньгами далеко внизу. И я понимаю, что деньги – это дерьмо. А если люди так и не сумели придумать в жизни ничего более ценного, чем деньги, значит, и все мы тоже дерьмо. Вот так, Тони, вот так…
запел русский, покачиваясь на стуле в такт мелодии и отбивая ритм ногой, —
Тони вскрывал пачку за пачкой. Мишель сидела на кровати и курила, уставившись в пол. Русский совсем ушел в себя. Он раскачивался все сильнее и отстукивал ритм уже не только ногой, но и обеими руками по деревянному стулу.
– Знаешь, Тони, что написано на этих зеленых бумажках? – спросил русский. – Там написано, что мы верим в Бога. Ты веришь в Бога, Тони?
Тони продолжал молча считать деньги.
– А ты Мишель?
– Верю, – выдохнула она дым сигареты через ноздри.
– Ни во что вы не верите, кроме денег! Папа приехал к вам в Гавану и сказал: «Любовь – это бог». И вы поклонились папе. А потом пришли домой, и вас спросили: «Расскажите нам, что сказал папа?» И вы ответили своим близким: «Он сказал, что бог – это деньги». Так ведь это было, Тони? Вижу, ты носишь большой крест. В нем килограмм чистого золота. Это крутой крест. Выходит, ты все-таки крут? Тогда тебе нужны крутые деньги. Знаешь, что я сделаю, когда спущусь с вершины мира? Я сделаю крутые деньги, чтобы каждый раз, когда люди станут их пересчитывать, они вспоминали, кто их бог. Я нарисую на всех купюрах вместо отекших морд американских президентов лицо распятого Иисуса в терновом венке. В его глазах страдание, а по лицу стекает кровь. И тогда каждый, кто говорит, что верит, может честно сказать: «Вот мой Бог».
10
Однажды летом она ушла. Ушла и бросила меня навсегда. Но, забравшись на вершину мира, я совсем не переживаю об этом (англ.).
11
Я работал все лето, пахал всю осень, вкалывал в Рождество. Ее нет теперь, но мне плевать на это. Я отлично себя чувствую, усевшись на вершине мира (англ.).