Он стоял возле окна и смотрел, как авроры проносят свой груз через защитный барьер. В воздухе витало ощущение завершённости. Дело сделано. Он официально передал Министерству всё полезное, что только мог. Довёл до конца предательство своего отца и друзей, избавился от всех темномагических предметов в своих поместьях и сейфах.
И, кроме этого, обнулил счётчик.
Чтобы исправить ошибки, Драко отдал всё, что у него было. И, вроде бы, должен был испытывать удовлетворение. Он ощущал себя не так хорошо, как ему бы того хотелось, но однозначно лучше, чем раньше — а это было уже кое-что.
Он нуждался в отправной точке. А это она и была. Драко должен был достигнуть той стадии, миновав которую, он сможет продолжить жить, не пытаясь исправить своё прошлое. И ему казалось, что на этот раз он с ним покончил — не осталось ничего, что бы он мог сделать. Назвать этот момент впечатляющим, полным радости и умиротворения было нельзя, но Драко испытал облегчение, а иногда это не менее прекрасно.
— Что ты теперь собираешься делать?
Грейнджер могла интересоваться, не собирается ли он принять ванну или заняться решением кроссворда, а могла подразумевать всю его жизнь — его ответ был уместен во всех случаях.
— Я ещё не решил.
Авроры исчезли вместе с сундуком, покинув поместье. Драко с Гермионой довольно долго стояли рядом у окна, наблюдая за угасавшим днём, как за невиданным прежде явлением.
— Ты найдёшь ответ.
Драко кивнул, отвернулся от окна и поймал её взгляд.
— Я знаю.
Позже он зажёг в отцовском кабинете камин и сорвал со стены портрет. Придвинул кресло на когтистых лапах к самому огню и наблюдал за тем, как всезнающий взгляд на лице его отца исчезает в языках пламени.
Завтра будет новый день. Завтра он сможет увидеть мир, окрашенный в синий цвет.
Норсборн стрит: сегодняшний день
Он стоял там уже целых пять минут и собирался простоять гораздо дольше. Опять пошёл дождь. Всего лишь изморось, но судя по чернильно-чёрной туче, медленно ползущей прямо на него, Драко решил, что станет только хуже. Крепче сжимая в мокрой руке палочку, он закрыл глаза.
Грейнджер что-то кричала ему, он пытался не обращать внимания, но она никак не унималась. У Драко мелькнула мысль, что временами у неё всё же отшибало здравый смысл. Он находился слишком высоко, на ветру и под дождём — не было ни единого шанса, что он услышит её, если только она не начнёт орать изо всех сил.
Драко покосился на Гермиону: сейчас он стоял так, что на него не попадал свет фонарей, и было неясно, может ли она его разглядеть и сообразить про громкость.
— Люмос, — прошептал он, освещая лицо.
Он мигнул огоньком несколько раз подряд, и теперь Гермиона крикнула так, что он смог разобрать слова.
— Ты спускаться собираешься?
— Нет!
— Почему!
— Потому что здесь мне не надо думать! — он был честен, хотя и не понимал почему.
— Здесь, внизу, ты тоже можешь не думать.
— Д… — в этом был смысл. — Мне здесь нравится!
— Что?
— Я сказал, что мне здесь нравится.
— Я не слышу…
Гермиона осеклась, Драко направил огонёк в её сторону, но она исчезла. В попытках её найти он, как мог, осветил улицу.
— Грейнджер? — вопреки желанию в его голосе прозвучала паника.
Малфой услышал какой-то ответный шум и так резко развернулся, что поскользнулся. Вариантов было два: либо сорваться, либо рухнуть лицом вниз. Драко выбрал второе и нырнул вперёд. Мелькнула мысль, что, похоже, от страха неминуемой смерти он пронзительно вскрикнул. Но раз уж Грейнджер ничего не сказала, они оба сделали вид, будто этого не было.
Гермиона что-то крикнула, её слова унесло ветром, и Драко схватился за край проёма, из которого вылез, и свесился вниз. Весь мокрый спереди, он, не обращая на это внимания, освещал столб.
Стоя на металлической скобе, Грейнджер таращилась прямо на него с тем самым выражением, которое появлялось у неё всякий раз, когда её ловили на чём-то неподобающем. Драко подумал, что она действительно чокнутая. Обычно Грейнджер с ним соглашалась.
— Я думал, ты боишься высоты?
— Боюсь.
Пару долгих моментов он сверлил её взглядом, а она смотрела на него в ответ.
— Двигайся.
Кажется, она послушалась с радостью. Драко поднялся на ноги и осторожно ступил на первую «ступеньку». Ветер усиливался, теперь капли дождя бусинами лупили его по боку.
— Что ты сказал?
— Когда?
— Раньше, когда был там, наверху?
— О, я не помню, — он сошёл на твёрдую землю и сунул руки подмышки, чтобы согреться.
Малфой задрал голову и оглядел столб, круг света и металлическую конструкцию, поддерживающую плакат. Затем сделал вдох и повернулся к Грейнджер, давая глазам привыкнуть к темноте, чтобы разглядеть её лицо.
— А-а, — она смахнула со щеки мокрую прядь. — Ты же врёшь?
— А это так важно? — она начала стаскивать мантию с плеч, но он остановил её жестом. — Не беспокойся об этом.
— Дождь идёт…
— Знаю.
Она пару секунд всматривалась в него, затем опустила руку. Мантия лежала криво, и Драко потянулся, чтобы поправить её и застегнуть, хоть она и была слишком велика Гермионе. Кончик палочки случайно ткнул Грейнджер в шею, и Драко опустил её, стараясь поплотнее свести полы. Костяшки мазнули по нежному горлу, и он поднял глаза, услышав, как Гермиона втянула воздух сквозь зубы.
— Нормально? — пробормотал он, оглаживая руками её бока, чтобы подогнать ткань.
Она кивнула и слегка закашлялась.
— Да, спасибо.
Драко посмотрел в ту сторону, откуда пришёл — ему давно было пора возвращаться. Ночь шла на убыль, и как бы он ни любил свежий воздух, заболеть завтра не хотелось.
Жизнь продолжалась. Она никогда ни для кого не останавливалась. Так будет всегда. Всегда будут некие противоборствующие стороны, и Драко продолжит сражаться на одной или с одной из них. Это просто жизнь. И действительно, чем раньше ты это поймёшь, тем скорее начнёшь двигаться дальше. Иногда ты возносишься очень высоко. А иногда смотришь вверх с самого дна. Жизнь изменила нас всех. И имеет значение только то, как её принимаешь ты. Идёшь ли вперёд, несмотря ни на что.
Может, думать вообще не стоило. Ведь всегда будет существовать то, что невозможно понять, всегда будут происходить вещи, причины возникновения которых неизвестны. Вероятно, Грейнджер была права. И в какой-то момент надо отключить голову. Лишь почувствовать, принять и двигаться дальше, невзирая на то, как высоко или низко ты находишься.
Гермиона шла следом, затем поравнялась с ним и обогнала. Она то и дело оглядывалась через плечо, чтобы убедиться, что Малфой никуда не делся. Он сместился в сторону, и, обернувшись в очередной раз, Грейнджер споткнулась и, закрутившись, чуть не упала. Когда она нашла его взглядом, он, не сбавляя шаг, улыбнулся в пустоту — он шёл, засунув руки в карманы, одной ладонью обхватив палочку и зажав награду в другой.
— Грейнджер, что это сейчас было?
— Я сказала, что ты вконец обнаглел.
— Прошу прощения, что там про мой конец?
Она жарко покраснела, и он громко рассмеялся.
— Боже, что за придурок.
Гермиона пихнула его, и Малфой цокнул языком, хватая её за мантию и притягивая к себе.
— Два ругательства меньше чем за десять секунд. Идёшь на личный рекорд?
— Ты пробуждаешь во мне всё самое худшее, — отрезала она, сбрасывая его ладонь.
Интересно, а что пробуждает в нём Грейнджер? Драко не особо об этом задумывался, но, может, тут такая же история? Он не брался утверждать, что рядом с ней становился лучше, но он никогда и не переживал по этому поводу. За эти годы она повидала его в крайне неприглядных состояниях. Но утверждать, что Гермиона пробуждала в нём самое плохое, он не мог. Драко полагал, что это была прерогатива его отца.
Похоже, Грейнджер рассердилась, но всё же шла рядом, поддерживая темп. Когда он попытался свернуть туда, где, по его представлениям, находился рынок, она вывела его обратно к пабу. Они прошли в заднюю часть помещения, и Драко задумался над тем, что предстояло сделать.