— Ты заслужил это. И первое, и второе.
Возможно, так оно и было.
— Эй, Грейнджер?
— Да? — она развернулась и застыла в напряжении — будто стоит ей пошевелиться, как он выльет ей на голову ведро дождевой воды.
Драко шагнул к ней и, выпустив палочку, потянулся к застежке мантии.
— Ты мне рассказывала о том, как позаимствовала свитер у Уизли-младшей, так что, думаю, будет лучше и для меня, и для мантии, если ты вернешь мне её прямо сейчас.
Гермиона рассмеялась.
— Что, Малфой, боишься?
— Твоей мании стирать всё, что надо вернуть, или твоей неспособности справиться ни с тем, ни с другим? Да.
Драко прикасался к Гермионе с бóльшим пылом, чем требовалось, сначала нащупав пальцами материал её собственной мантии, а затем — мягкую и гладкую кожу. Шея Гермионы была тёплой, а его руки, похоже, холодными — он заметил, как от его прикосновений по её коже побежали мурашки. Он провёл пальцами по её шее и схватился за воротник, хоть особой нужды в этом не было.
Стягивая с Грейнджер мантию, он осознал, насколько близко друг к другу они стояли — он не мог припомнить подобной близости между ними. Дыхание Гермионы стало тяжелым. Прикусив щеку, она подняла на него глаза.
Он был ненормальным. Совершенно чокнутым, если думал о таком и испытывал такие эмоции. Ведь начать всё заново — это одно, а вот это — уже совсем другое. Это было… сумасшествием. Это же Гермиона Грейнджер. Та самая девчонка. А он конченый человек, с мозгами набекрень и со всем этим прошлым. А ещё он придурок — она всегда правильно говорила. Он придурок хотя бы потому, что всерьёз рассматривает возможность утянуть её за собой. Он уже столько всего испортил, что не должен так поступать. Ему не достанутся такие девушки, как Грейнджер. Он не тот человек, для кого они предназначены. Грейнджер — она для Поттеров и Уизли этого мира. А не для мальчишки, фанатичного расиста, который так отвратительно к ней относился. Не для парня, который доводил её всякий раз, когда чувствовал себя куском дерьма. Не для него.
Она приподнялась на носочки, и Драко покачал головой.
— Ты не понимаешь, что творишь.
Она кивнула.
— Понимаю.
— Ты вообще соображаешь головой? Ты…
— Мы это уже обсуждали.
— Вот именно. Именно. Так что я не должен…
— Малфой?
— Что? — рявкнул он.
— Ты собираешься меня целовать или нет?
Ну разумеется, да. Конечно же, он собирался, потому что он действительно придурок и эгоист, и она об этом знала. И он думал об этом. Гораздо чаще, чем признавался самому себе. Ведь в нём по-прежнему жила надежда — эта беспощадная человеческая эмоция. И он разрешал себе иногда мечтать. Что будет, если Грейнджер позволит им навсегда застыть в том моменте, что предшествует удару о поверхность воды? Если она окажется настолько глупой, что останется с ним? Если у них что-то получится, она не придёт в себя, а он не испоганит всё слишком уж сильно?
Ведь Драко этого не достоин, он сволочь. И вовсе не Поттер. Но он не особо мучился совестью. Он дал ей достаточно времени, чтобы уйти, но она отказалась, и у него появился шанс. Вероятность, что эти отношения, как бы они ни назывались, могут стать реальностью. Это само по себе казалось немыслимым, но Драко решил, что это сродни полётам. Если ты веришь, что это может случиться, то это произойдёт. Просто закрой глаза, представь себя и заставь мечту сбыться. Продолжай двигаться вверх, продолжай верить, продолжай летать. Продолжай стремиться к этому всплеску адреналина, к свободе, к счастью; поднимайся в небо, не сдерживаемый ничем, что могло бы прервать твой подъём.
— Ты самая глупая из всех, кого я знаю, — проговорил он только для того, чтобы потом сказать, что предупреждал — только, чтобы убедиться, что она всё понимает.
Драко обнял её и, притягивая к себе, случайно коснулся ладонью её груди. Он крепко сжал Грейнджер, но изогнул запястье так, чтобы не дотрагиваться до тех мест, трогать которые ему пока не разрешили. Склонив голову, он дождался, пока Гермиона закроет глаза, и впился в её губы поцелуем. Он хотел действовать медленнее, нежнее, но не смог побороть нетерпение. Он обнаружил, что в нём скопились эмоции, которые вырвались наружу, едва он поддался желанию зацеловать её до смерти.
Внутренности скрутило узлом, он тяжело выдохнул через нос и чуть сместился. Грейнджер вцепилась в его футболку; кончиками пальцев он провёл по её щеке и шее. Она негромко хмыкнула, делая вдох на его выдохе, и Драко вдруг понял, что никак не может прижать её к себе достаточно крепко. Чтобы утолить ту жажду, что он сейчас испытывал, она должна была раствориться в его коже. Сдвинув руку ниже, он опустил ладонь на её бок. Драко хотел провести языком по её губам, но Гермионе пришла в голову та же мысль, и стоило их языкам соприкоснуться, как он громко застонал. Он набросился на её рот, слишком нетерпеливый, чтобы ждать проявления инициативы, обхватил второй рукой Гермиону за шею, и она резко выдохнула ему прямо в губы. У неё был вкус пива, арахиса и Грейнджер — он хотел её съесть, хотел целовать до тех пор, пока сам не свалится от нехватки кислорода. Её язык дразнил и ласкал. Драко приподнял её и зарылся пальцами в копну волос, чтобы придержать ей голову. Он отстранился всего на секунду, чтобы наполнить лёгкие кислородом, и снова припал к её губам.
— Замечательно, — эти слова вырвались у неё дыханием.
Драко хмыкнул и попытался ответить «это ты замечательная», но пробормотал нечто совсем другое. Его будто прорвало, и он говорил и говорил при каждой возможности. Произносил случайные слова, созвучные мыслям в его голове: какая она мягкая и тёплая, какие эти ощущения потрясающие, как происходящее сейчас нереально — озвучивал дюжину разных мыслей. Наверняка всё это казалось ей лихорадочным бредом, но и она в ответ шептала что-то неразборчивое, стонала и мурлыкала, заставляя его тело реагировать.
Он уже не мог нормально дышать, и, судя по рваным вздохам, у Грейнджер тоже были проблемы с дыханием. Драко отстранился, сделал вдох, и она тут же потянулась к его губам. Он отклонился, стараясь восполнить нехватку кислорода, но едва Гермиона сообразила, в чём дело, и отодвинулась, он сам подался к ней, чтобы просто коснуться губами её губ. Прижавшись друг к другу, они хватали ртами воздух, рвано дыша в этом крохотном пространстве.
В какой-то момент Гермиона обхватила его лицо: пальцы коснулись щёк, ладони — челюсти. Она чуть опустила руки, дотронулась до его подбородка кончиками пальцев и опять обхватила его лицо — она вновь и вновь повторяла это движение. Будто старалась зафиксировать момент. Убедиться, что он здесь, происходящее реально или что-то подобное. Он не знал точно, но совершенно не возражал. Он и сам плохо осознавал действительность.
Возможно, сказку ты не получишь. В детстве и в юности ты прикрываешь глаза, мечтая о девах, героях и добре в мире. Ты мечтаешь, веришь и желаешь этого для себя. Всю твою жизнь где-то там, внутри, живёт ребёнок, который жаждет большего. Которого совсем не радует вся эта обыденность и рутина. Тот, кто требует приключений, любви, всех тех замечательных вещей, о которых мечталось в юности. И Драко заполучил своё приключение — оно не было идеальным, фантастическим и не имело отношения ко всякой чепухе из легенд. Он не стал тем подростком, что вытащил меч из камня, или тем, кто обрёл вечную жизнь. Но он был мальчишкой из башни, парнем из «жирного дома», и на его долю выпали свои битвы. Своё путешествие. Свои преграды, свершения и, похоже, даже искупление. По крайней мере, что-то близкое к этому. Вот что ему досталось. Это не было чем-то идеальным. Сказочно совершенным. И у него не было ни малейшего представления о том, чем всё это обернётся. Но он выдержал. Поднялся и снова встал лицом к этому миру. Он собрал свою жизнь по кусочкам, а это что-то да значило. По крайней мере, для него. И для неё, вероятно, тоже.
Драко не осознавал того, что приподнял Гермиону над землей, пока не опустил её обратно. Её ладони соскользнули с его лица на шею, она откинула голову, чтобы посмотреть на него. Он с облегчением отметил, что она, как и он, не может подобрать слов. Что там говорят после такого? «Увидимся»? Драко усмехнулся, представив выражение её лица, скажи он такое. Гермиона тут же прищурилась.