Драко не отвернул головы от стекла, но скосил глаза, чтобы встретиться с Симусом взглядом.
— Почему ты так старательно пытаешься это выяснить?
Финниган откинулся на спинку и приподнялся, чтобы просунуть руку в карман. Вытащил пачку сигарет, прикурил одну и отбросил пачку — не сводя при этом глаз с Малфоя. Драко задумался: неужели это такая убогая попытка запугивания?
А потом ему пришла в голову мысль, что это не лучший способ возвращения в общество. Что все люди связаны, словно ступеньки лестницы, ведущей в тот мир. Финниган был связан с каждым гриффиндорцем их выпуска, с каждым страдающим манией величия членом грёбаного Ордена и Министерства, выпячивающим грудь колесом. Не стоило отшивать одного из них. По крайней мере, не сейчас. Не с самого начала.
— Я отправился в Хогвартс. Был отобран в Слизерин. Моими друзьями стали в основном чистокровные. Когда Волдеморт возродился, даже вопроса не стояло о том, на чьей стороне я буду. Я сражался за свою семью и выяснил, что убийство — это неправильно. Конец истории.
Он снова отвернулся к окну. Финниган хранил молчание.
Франция, после Башни: 1 год и 8 месяцев
Он начал считать время, прошедшее с момента событий на Башне. Будто до этого момента отсчёт его жизни не вёлся. Но Драко это всё представлялось двумя разными вещами. Существовал Драко, который шесть лет назад поднялся на эту Башню, и тот, который с неё спустился. Тот, которым он являлся сейчас. Случись Малфою озвучить свою аргументацию, она могла бы кому-то показаться чем-то ненормальным, но Драко не было нужды беспокоиться об этом: все эти мысли имели место только лишь в его голове и представлялись ему самому абсолютно здравыми.
Потом он начал задумываться о шизофрении и о том, что её первые симптомы обычно проявляются тогда, когда человек минует двадцатилетний рубеж, и Малфою вовсе не хотелось испытывать судьбу, думая о себе как о двух разных людях. Так что всё происходившее с ним разделилось на события До Башни и После. Раньше он оперировал формулировкой «до того, как всё это случилось на Астрономической Башне», но она была слишком длинной, даже для произнесения мысленно, и со временем Драко её укоротил. Вот так. Именно так он начал структурировать свою жизнь. Всё в его жизни либо привело к событиям той ночи, либо же стало их последствием — и только такая концепция казалась настолько уместной, чтобы принять её во внимание.
А затем он начал теряться во времени. Забывал даты, дни и месяцы. Продолжал думать об октябре, пока в свете рождественских фонарей не поднялась снежная буря, и только тогда Драко пришёл в себя. Конец июля наступил прежде, чем он осознал, что миновал его день рождения. Недавно он пропустил Новый год — праздник, который всегда был одним из его самых любимых. Потому что не существовало ничего. Ничего определяющего, ничего, достойного учёта. Имели место дни и ночи, какие-то мгновения, иногда отличавшие вчерашний день от прошлой недели. Только и всего. И так вся его жизнь. Секунды, хлопки двери, удары в стену и долгие прогулки домой.
Больше не существовало таких понятий, как «три месяца после Башни» или «год до Башни». Теперь же было либо так, либо этак. Существовало прошлое, до Башни, о котором Драко безуспешно старался не думать. И настоящее, после Башни, адская яма, о которой он тоже пытался не размышлять. Воспоминания представали случайными моментами, просачивавшимися в его разум из тех глубин, что он так и не научился закрывать. Но они все казались чужими. Отрезок жизни до Башни воспринимался чьей-то чужой жизнью. А после Башни — тем, чего он никогда для себя не хотел.
В то время — до Башни — в его распоряжении было пространство размером с этот дом или отель, бывший всего лишь зданием, но с огромным количеством дополнительных комнат за ещё бóльшие деньги. Снеси он все эти стены, и его старая комната оказалась бы как раз размером с это место. Его жизнь была роскошной, богатой, и сам Драко имел важное значение. Для своих друзей и для будущего, которое распланировал для него отец, и для матери. Время до Башни было отличной частью его жизни.
После Башни у него была комната немногим больше, чем его старая кровать. Места было достаточно лишь для койки да для того, чтобы не врезаться в её углы, вот и всё. И ему ещё нужно было найти работу, чтобы платить за эту дерьмовую комнатушку, и шлюхи голосили громче, чем от них требовалось, и он был никем. Глупым британским парнишкой, который даже не говорил на языке, чертовски уставшим от такого соседства; человеком всего восемнадцати лет от роду, но уже существовавшим на автомате, словно его жизнь кончена. Период после Башни оказался самым дном, что только могло ему когда-либо привидеться.
Он выглянул в окно: дом напротив был объят ярким пламенем, освещавшим бандитов, шумных соседей и проституток, вышагивавших по тротуару. Судя по отдалённому звуку сирен, который не стал громче за последние двадцать минут, Драко предположил, что в центре города проводился очередной рейд.
Он с треском открыл окно, чувствуя запах дыма и серы и прислушиваясь к приглушённым крикам, сменившимся визгом шин. Бах-бах-бах, выстрелил маггловский пистолет. Повисла пауза, потом прозвучали новые выстрелы. Женщина посреди улицы рыдала, бегала вокруг горящего дома и время от времени что-то кричала. Новоявленные бездомные, закутанные в пижамы, встали плечом к плечу, наблюдая за тем, как их вещи уничтожаются в жёлтом, красном и чёрном вихре. Снова раздались выстрелы, на этот раз ближе, и Драко закрыл окно, отсекая вонь и все звуки.
От его дыхания стекло запотело, он прижал к нему тёплую ладонь, оставляя отпечаток. Он смотрел на этих людей в пижамах — и так бедных, а теперь ещё и лишённых надежды, мучимых мыслью, что их жизни рухнули. Интересно, будут ли они тоже вести отсчёт? После пожара, день первый. О, он помнил: та ночь была тяжёлой. Интересно, чувствуют ли они нечто схожее с тем, что тогда испытал он? Хреново ли им так же, как и ему?
Лимузин, сегодняшний день
Драко знал, что они подъезжают всё ближе к зданию. Ощущал, как внутри крепнут предчувствия, словно кирпичик за кирпичиком вырастает стена, которая заполнит его полностью. Он чувствовал такую тяжесть, что сомневался, что ему достанет сил выбраться из машины.
К удивлению Финнигана, Лонгботтома и двух других, незнакомых Драко мужчин, в лимузине к ним присоединилась девчонка Уизли. Она должна была ехать со своей семьёй и близкими друзьями в, судя по всему, самом длинном автомобиле, но у неё возникли девчачьи непредвиденные обстоятельства, и ей пришлось сесть в машину, отправившуюся позже. Все пятеро попутчиков сидели небольшим полукругом напротив Малфоя и либо бросали на него взгляды украдкой, либо в открытую пялились.
Драко их игнорировал, методично покручивая и поглаживая запонки, не отводя глаз от мелькавших за окном людей и мест. Будь он с собой честен, то признался бы: ему закралась мысль о том, что Грейнджер могла бы составить компанию Уизли — наверняка та её самая близкая подруга. Но он отлично знал, что Грейнджер должна была ехать либо с семейством Уизли, либо вообще в отдельном лимузине, предназначенном только для неё, Поттера и Уизли.
Он будет совсем один, когда настанет время признаний и придётся столкнуться с прессой в первый раз. Впервые после Дамблдора, Франции, мэнора и Азкабана.
Он разгладил галстук и поймал на себе взгляд Уизли. Драко повернул голову, чтобы посмотреть на неё, и задумался, а рассказывала ли ей Грейнджер о нём? Делилась личными переживания или вообще хоть чем-нибудь? Её взгляд опустился на его руки — его ладонь расчерчивали четыре белых рубца, Драко сжал кулак и прижал его к ноге. Ему это совсем не нравилось. То, что хоть кто-то, кроме неё, в курсе. Малфой выпустил запонку — привычка, выдававшая нервозность, — и отвернулся.
Всё ближе и ближе.
Франция, после Башни: 1 год и 9 месяцев
— Большая, как раз для гигантских гробов.
Крупный мужик с волосатыми руками и потным лицом улыбнулся так, словно грязно пошутил, и помахал в воздухе одной своей лохматой рукой.
Он произнес «гигантский» как «гиг-антик», и у Драко появилось отчётливое ощущение, что имелись в виду совсем не гробы. А может, и они. Этот парень вообще был странным. Когда Драко тут только появился, то решил, что этот чувак по прозвищу Дом контролирует девочек. Именно ему принадлежало здание, и ему нужно было следить за своей долей доходов. Особенно учитывая то, что ему постоянно приходилось иметь дело с придурками, крушившими всё вокруг и требовавшими того, чего не могли получить, и женщинами, которые постоянно ссорились. Но однажды Драко увидел, как Дом ударил одну из них. А девушка сбросила свои туфли на шпильках и отлупила обидчика. Парень стоял, прикрывшись руками и крича что-то по-французски, а затем ретировался вверх по лестнице. Вот тогда Драко понял, что это девочки держат его в кулаке.