Застигнутый врасплох внезапной сменой событий, Драко посмотрел в темноту туда, где должно было быть её лицо. Он прижал руку к животу Гермионы — та сделала вдох, и тело под его ладонью изогнулось — и оттолкнулся, попутно выуживая из грязи её ботинок.
— Э… Ты там в порядке?
Она молчала, и Драко застыл, не уверенный, что ему теперь делать. По крайней мере, Грейнджер дышала. Пытаясь выбраться из жижи, Малфой наклонился и потянул свою обувь за задники, шевеля при этом стопами. Второй ботинок не желал даже двигаться с места.
Зачавкала грязь, Драко перевёл взгляд на Гермиону и еле успел отпрыгнуть, когда она, по-прежнему лёжа на земле, резко дёрнулась вперёд. Ступня Малфоя выскользнула из ботинка, и ему пришлось наступить в грязь, чтобы удержаться.
— Ты что делаешь? — возмутился он, снова отшатываясь, едва Грейнджер, рванувшись, встала на ноги.
Она была перемазана по уши — на щеке виднелись пятна жижи, а вид в целом не предвещал ничего хорошего. Волосы прилипли к лицу спутанным месивом, Гермиона подняла руку — в кулаке был зажат ком грязи.
— Грейнджер… — Малфой поперхнулся, отскакивая в сторону, когда снаряд полетел прямо в него.
Он угодил ему в бок — футболка в этом месте тут же отяжелела и стала ледяной.
— Грейнджер! Я же не специально… — Драко снова прыгнул.
— Малфой, идиот, ты за это поплатишься, — прошипела она, ткнув в него пальцем.
— Не обзывайся… — очередная грязная плюха приземлилась ему на плечо, и Драко отступил ещё дальше, держа ботинок Гермионы, как оружие. — Эй!
— Отдай его!
— Положи грязь!
— Верни мой ботинок!
— По… Грейнджер!
Она бросилась к нему, и Малфой рванул прочь от сумасшедшей гряземетательницы. Она кричала на него, он орал что-то в ответ — оба неслись по полю, каждый — в одном ботинке. Попав ему в затылок грязью в третий раз, Гермиона начала хохотать, а когда сама Грейнджер в четвёртый раз плюхнулась лицом вниз раньше Малфоя, засмеялся уже он.
Вокруг мерцали сотни и сотни светящихся точек, а они продолжили бегать, пока ночь не пошла на убыль.
Банкетный зал, сегодняшний день
Люди обсуждают тебя не меньше репортеров. Работа журналистов — задавать вопросы, озвучить которые никто больше не осмелится, но ответы на которые все хотят знать. По крайней мере, такие, какие не решится задать большинство. Но это не играло значения, потому что Драко отличался наблюдательностью. И даже не будь он таким, то всё равно бы заметил, как на него смотрят люди. Это были взгляды любопытные, презрительные и неприкрыто враждебные. Эмоции зависели от жизненной позиции людей, их истории взаимоотношений с Малфоями и того, как много они знали о Драко.
Не будь это столь значительным общественным событием, на котором каждая мелкая перебранка раздувалась до невероятных масштабов, Драко бы инстинктивно занял место в углу. Спиной к стене, лицом к толпе — так, чтобы никто не подкрался. Но учитывая уровень приёма, Малфой спокойно шёл сквозь шепотки и взгляды, всем своим видом выражая гораздо больше высокомерия, чем ему было позволено. Больше, чем в нём вообще существовало.
Когда-то давно он был привычен к подобного рода мероприятиям. К балам, ужинам, вечерним нарядам и шушукающимся мужчинам и женщинам. Слухи распространялись не так открыто — аристократы и дебютантки вели себя более элегантно, хитро и прилично, — но сути это не меняло. С невозмутимым видом Малфой пробирался сквозь гостей. Однажды, когда Драко было шестнадцать, мать заметила, что одним лишь взглядом у него отлично получается заставлять людей чувствовать себя так, словно они не существуют для Малфоя-младшего. Он тогда не признался, что просто напился и старался, чтобы никто не догадался об этом. Теперь же он пользовался этим умением. Ни в коем случае не показывать, что они тебя волнуют… Драко не сомневался — это одно из пяти главных правил выживания.
Он выбрал цель — расположенный сбоку длинный стол с закусками — и направился прямо к нему. Драко оглядывал лица в поисках кого-нибудь знакомого, выражая готовность к беседе с тем, кто был бы в этом заинтересован, — чтобы не навязываться самому, если собеседники не расположены к общению. И тем не менее он продолжал неторопливо вышагивать, всем своим обликом демонстрируя наличие цели. Он не собирался оставаться посреди толпы в полном одиночестве, без компании.
Завидев его приближение, половина гостей отступила, другие же либо проигнорировали его, либо открыто наблюдали за его перемещениями. Драко уже почти добрался до стола, когда вдруг наткнулся глазами на человека, который не только не отвёл взгляд в сторону, но ещё и вопросительно приподнял брови. Мужчина хранил молчание, тем не менее Драко понял: тот ждал, что Малфой остановится. Он поколебался, сделал ещё два шага и всё-таки решился завязать разговор.
— Мистер Вилкис, — за секунду в голове у Драко промелькнуло множество фактов, связанных с этим именем, но он не смог остановиться на чём-нибудь одном.
— Мистер Малфой, — кивнул тот, протягивая руку. — Как поживаете?
Этот господин вёл дела с его отцом — по большей части связанные с Тёмными Искусствами. Подростка в них не посвящали, но суть Драко знал. В ту весну, когда ему было пятнадцать, отец подозревал, что Вилкис сотрудничает с Орденом: Крэбб, Гойл и сам Малфой проходили летом по Лютному переулку и видели, что его магазин закрыт. Драко полагал, что отец расправился с бывшим партнером, пока сейчас не встретил его.
— Всё хорошо, — Драко пожал протянутую руку, готовый к сопровождавшим приветствие пристальному взгляду и связанной с войной неловкости. — Как вы? Как поживает ваша супруга Роузи?
— Она умерла, — Вилкис, нахмурившись, высвободил ладонь — его лоб пересекли десятки морщин.
— Мои соболезнования.
Грейнджер появилась десятью минутами позже, остановилась вдалеке за спиной собеседника Драко и теперь улыбалась окружавшим её людям. Малфой не понимал: то ли она нанесла макияж, то ли ей было жарко — никто из толпившихся вокруг идиотов не удосужился снять с её плеч мантию. Хотя, решил он, Грейнджер была из тех, кто в состоянии сделать это самостоятельно.
Пусть и немного, но она умудрилась усмирить свою шевелюру, хотя Драко подозревал, что укладка продержится лишь до конца ужина, а потом локоны снова станут неуправляемыми. Даже чары не могли укротить её волосы — он видел это своими глазами. Платье подчёркивало изгибы тела, ещё не вернувшего довоенные формы, обнажало плечи и верх груди. Драко неприкрыто пялился: его взгляд задержался на некоторых местах гораздо дольше, чем то приличествовало джентльмену, но Малфой и раньше им особо не был. Вырез оказался модным, но более открытым, чем того ожидал Драко. Хотя ни для кого из пыхтевших рядом с Грейнджер мужчин это проблемой не являлось — например, для неуклюжего придурка, стоявшего рядом с Гермионой и державшего руку на её талии. Конечно же, он был не прочь полапать свою спутницу, но так и не сообразил снять с неё эту гребаную мантию.
Драко и не понял, как долго таращился на Грейнджер, пока недовольное покашливание Вилкиса не вернуло его к реальности. Малфой покосился на него, перевёл глаза на Грейнджер, затем снова посмотрел на своего собеседника.
— Прошу прощения. Так о чём вы говорили?
Франция, после Башни: 2 года, 4 месяца
В дверь отрывисто постучали, а когда Малфой поднял голову, по створке уже барабанили кулаком. Слышались женские голоса, кто-то что-то сказал: торопливые, приправленные паникой французские слова слились в кашу, разобрать смысла которой Драко не мог.
Он решил, что в доме начался пожар, или что у одного из клиентов сорвало башню, или же что Дома хватил сердечный приступ. Драко встревоженно бросился к двери и распахнул её — женщины, уставившись на него, замерли за порогом. Но сообразив, что Малфой не торопится шевелиться, впились в его предплечье длинными накладными ногтями и дёрнули вперёд.
— Venez! Venez! Vôtre amie nuisîmes dehors! Venez, dépêchent, emmerdeur!
— Что? — он в замешательстве нахмурился, прокручивая в голове то, что ему сказали.