Бьеркман торопливо кивал, прикидывая как ему придется действовать в ближайшие полчаса. Он уже решил, что «приманкой» станет рота капитана Нордлинга и батальонный взвод управления, всего одиннадцать машин, те которые сумели дойти до Суммаярви после тяжелого дневного боя. Хорошо, что «красные» совершенно не ожидали танковой атаки, иначе потери были бы в несколько раз больше, примерно такие как в декабре и январе во время боев с окруженным корпусом русских. Тогда им пришлось нелегко, по итогам боев кавдивизия потеряла почти половину машин. Сначала во время трехдневного марша к Салми по техническим причинам отстало не меньше дюжины танков и самоходок, потом были бои с 34-й легкотанковой бригадой, еще десятка полтора подбитыми и сгоревшими. Однако самое тяжелое оказалось поддерживать свою пехоту во время ликвидации многочисленных motti, это стоило танкистам не менее тридцати машин и двадцати членов экипажей. Жестокие были бои, русские дрались отчаянно, последнее сопротивление в Леметти было подавлено 19 января после двухдневного обстрела и нескольких мощных бомбардировок. Когда все закончилось в обоих батальонах все Т-26F (Finland) из третьих рот пришлось передать на пополнение первых двух, а третьи перевооружить трофейными БТ, которые теперь называются — роты «Кристи». Конечно трофеи очень усилили дивизию, самыми ценными оказались русские 45-мм противотанковые пушки и гусеничные тягачи «Комсомолец», из них был сформирован противотанковый батальон из четырех батарей. Именно его 24 пушки сейчас заняли оборону позади бункера Sj-1 и именно за их линию Бьеркман отведет «приманку», дальше все будет просто — огневой мешок и удар двух танковых батальонов по флангам русской танковой бригады. Во время боев в Карелии полковник Лагус уже один раз такое проделал — уцелевших противников почти не осталось.
— Эйно, все понял? Выполняй! Они сейчас пойдут! — Эрнст Лагус принял на себя командование всеми силами кавдивизии в районе Суммаярви и был настроен очень решительно, допустив всего одну единственную ошибку. Снасть он готовил на «щуку», а схватила ее «акула». По началу все пошло как задумывалось — через полуразрушенные окопы пехоты поперли шесть десятков Т-28 их встретила «приманка» Бьеркмана. Советская пехота как обычно была отрезана огнем и не прошла дальше. Т-26F прикрывая друг друга резво отползали назад, русские особо не торопясь, с коротких остановок били по ним из своих трехдюймовок. Несколько финских танков встали подбитые, остальные продолжали отходить стремясь как можно скорей оказаться за линией противотанковых пушек и в этот момент полковник охнул от неожиданности. Среди трехбашенных «почтовых фургонов» замелькали до боли знакомые силуэты БТ, которые ловко лавируя между своими более крупными собратьями на большой скорости понеслись за отступающими и их было много, очень. Лагус, повернувшись к радисту крикнул:
— Огонь!
Небольшая долина опоясалась дымками залпов, по рядам русских танков прошла коса смерти, но это не остановило атаку, Из-за подбитых БТ выкатились не поврежденные Т-28 и буквально раздавили две батареи противотанкового батальона. Т-26F, отошедшие метров на сто за позиции артиллеристов, перестали пятиться и с места били в лоб по русским, завязалась дуэль в которой на стороне советов были все преимущества, их было больше, броня толще, пушки лучше. Через пятнадцать минут мимо дымящихся остовов финских танков прошли с десяток Т-28 и скрылись в измочаленном артиллерией лесу.
Ситуация на флангах советской бронированной армады была несколько лучше, перекрестный огонь замаскированных танков и самоходок по бортам наступавших был убийственен, перед позициями танковых батальонов кавдивизии стояло несколько десятков подбитых машин, остальные прекратили наступать и энергично отстреливались. Февральский день подходил к концу, быстро темнело, Лагус понимал, что еще чуть — чуть и советские танкисты, воспользовавшись темнотой, организованно отступят, а завтра уже с поддержкой пехоты и артиллерии повторят атаку. Сил что бы снова выдержать такой удар может не хватить. Советские танки из ловушки выпускать было нельзя и полковник решился на контратаку. Над финскими позициями взлетели серии красных ракет и 56 машин с синими полосами на башнях, двумя компактными группами пошли вперед, навстречу друг другу. Вслед за ними, вторым эшелоном двинулись 18 штурмовых танков. Они вместе должны будут расстрелять БТ и несколько Т-28-х прежде, чем встретившись перекрыть советам пути отступления. Только «красные» похоже не думали отступать, над приоткрытыми люками нескольких машин замелькали красные флажки и русские двинулись в лоб финнам. Вперед вырвался БТ-7 с поручневой антенной на башне, увлекая остальных за собой. Видимо демонстрировал приказ — «Делай как я». По нему били все, бетуха загорелась, но скорости не уменьшила и проскочив последние метры с грохотом врезалась в ближайшего финна. Обе машины заполыхали. На склонах высоты 65.5 столкнулись советские и финские БТ и Т-26, началось взаимное истребление, на дистанциях около 200 метров что «Бофорсы», что 20К шансов на выживание не оставляли. После потери семи машин и огненного тарана финская атака со стороны «Поппиуса» захлебнулась. Прикрываемые огнем штурмовых танков они отступили на исходные. Попытка перекрыть дефиле со стороны бункера Sj-5 тоже успехом не увенчалась, тут превосходно сработали пять Т-28, которые быстро подбили четверых финнов, а за тем сами пошли вперед. Противник встречного боя не принял, попытался сманеврировать во фланг средним советским танкам и даже зажег двоих, но попав под плотный огонь остальных русских окончательно утратил наступательный порыв и пользуясь тем, что почти стемнело вернулся на исходные позиции.
Полковник Лагус видел как темные силуэты вражеских танков то поодиночке, то группами уходят назад, но сделать уже ни чего не мог, русских оказалось слишком много. Правда поле боя осталось за кавалерийской дивизией и к окруженным частям прорваться тоже ни кому не удалось, а значит и победа вроде как на стороне Суоми. Только радости ни какой нет, по траурным дымам Эрнст видел, что половину своих бойцов из тех кого он сегодня утром повел в наступление, он уже ни когда не встретит.
В штабе СЗФ к 23.00 в тихой панике подводили итоги: наступление сорвано, две стрелковые и одна моторизованная дивизии в окружении, 123 и 100 практически не боеспособны, группа Борзилова обескровлена, сам он ранен. Уверенности, что фронтовой резерв завтра исправит ситуацию, нет ни какой. Похоже проклятый Маннергейм готовил эту ловушку заранее, а доблестная разведка просрала сосредоточение войск из Карелии. Тимошенко и Мерецков сидели напротив друг-друга и молчали, обоих грызла одна мысль: — «Что докладывать Сталину?»
31 глава. Момент истины
— Сссука!!! Нна-а!!!
— Ай, ку-урва!
— Пся крев!!!
— Б. дь! Б. дь!! Б. дь!!!
— Матка Бозка!
В перепаханном артиллерией лесочке, среди изломанных сосен, «лисих нор», стрелковых ячеек, разбитых блиндажей кипела озверелая рукопашная. Поляки вцепились в горло русским, русские с утробным рыком поднимали на штыки поляков. Никому третьему, в этом месилове родичей места не было. Славяне сводили древние счеты. Ни французские инструкторы, ни финские офицеры связи, прикомандированные к польской Гренадерской дивизии, такой животной ненависти еще не видели. Война до сих пор шла без особых зверств. Раненых старались не достреливать, пленных брали обе стороны, а тут второй день все как с цепи сорвались.
2-я польская Гренадерская дивизия занимала по дуге двенадцати километровый фронт прикрывающий железнодорожную станцию Кямаря и соединялась флангами с последним резервом Маннергейма — 12 пехотной дивизией. Вместе они составляли кольцо motti в который угодили три советские дивизии. Ликвидировать котел такими силами было не реально, но оттеснить русских от железной дороги было необходимо, по этому Маршал 16 февраля лично приехал к генералу Брониславу Духу. Они два часа просидели над картой, после чего Дух составил приказ на наступление. Замысел был прост как мычание, сосредоточить против 7-й стрелковой дивизии огонь всей артиллерии и половины минометов гренадеров, два полка пехоты растянуть еще сильнее, а два высвободившихся использовать как ударную группировку и атаковать в стиле Великой Войны, польский генерал только посетовал, что французы не поставили химических снарядов. Долбежка началась почти сразу, с 19.00 и продолжалась с небольшими перерывами до рассвета. На не успевших толком окопаться в заледенелом грунте красноармейцев обрушилась, без всяких аллегорий — смерть. За ночь польские саперы сняли проволоку и в девять часов утра, проваливаясь по колено в снег, в атаку молча пошли жолнежи. По ним почти не стреляли, некому было, на передовой позиции находился перераненый, оглушенный и контуженный батальон. Участок, перекрывающий рельсы, взяли почти без боя и легко продвинулись на восемьсот метров в глубь прореженного леса. Потом началось страшное. В руки поляков попало не меньше полутысячи беспомощных людей и над лесом прошелестел многоголосый стон. Артиллерия уже не стреляла, польские расчеты после тяжелой ночной работы валились с ног, а советская экономила боеприпасы, так что в тишине зимнего дня звуки разносились далеко. Только можно ли назвать звуками этот нечеловеческий вой терзаемой заживо плоти? Сколько это можно было терпеть? Ну полчаса, ну сорок минут, а потом на русской стороне без всяких командирских приказов, без зажигательных лозунгов комиссаров, поднялись мужики и пошли убивать.