Но лишь только закатилось солнце и сумеречный туман окутал холм, в мою душу закрались сомнения. Я уже не был уверен в том, что поставлен здесь для правого дела. Ведь на мне лишится жизни человек! Мне стало жаль этого человека. Кем бы он ни был, какие бы преступления ни совершил — лично я не имел ничего против этого бедняги. И тогда я стал думать.
Всю ночь я размышлял о том, каким способом могу помочь ему. Я тугодум, поэтому решение созрело только к утру. Я вспомнил разговор двух плотников, которые прибивали ко мне перекладину и вешали верёвку.
— Теперь не оборвётся, — говорил один, завязывая узел.
— Вяжи получше, — советовал другой, — иначе этому лихоимцу крепко повезёт.
— Почему это?
— А ты разве не знаешь? Закон есть такой — если рвётся верёвка, преступнику заменяют смертную казнь пожизненным заключением. Дважды повесить нельзя…
Вот оно! Я тут же принялся уговаривать верёвку порваться. Но эта пеньковая дура заявила, что она новенькая, совсем недавно сделана и рваться не собирается — у неё, мол, ещё такая длинная жизнь впереди! Никакие увещевания и доводы на неё не действовали. Я говорил ей о том, что человеческая жизнь бесценна, что мы с ней являемся всего лишь слепыми орудиями убийства, но она оставалась непреклонной. А вокруг уже стали собираться толпы людей, да и осуждённого вот-вот приведут…
Что же делать-то? Как спасти несчастного? Надо собраться, надо успеть что-нибудь придумать…
…Кажется, не успел — парня уже подвозят… Да, мне сейчас придётся туго. Я так хотел спасти его! Уже читают приговор… Теперь остаётся одно — пережить эту трагедию, выстоять, не сломаться… Стоп!
Сломаться! Вот что я должен сделать! Сломаться — и тем самым спасти жизнь человеку! Да это… Это поступок! Нет, это подвиг! Я обведу вокруг пальца всех! И солдат, окружающих осуждённого, и судей, посылающих его на смерть. А особое удовольствие мне доставит то, что, ломаясь, я увижу перекошенные лица зевак, собравшихся посмотреть смертельное зрелище! То-то они удивятся…
Вот дурень-то! Испортил людям зрелище! Они отложили свои дела, бросили работу, которая приносит им хлеб, пришли сюда с надеждой увидеть смерть этого негодяя! А он ломаться вздумал! И ещё меня просил порваться! Да ни за что на свете! Разбойника ему жалко стало! Да если всех разбойников жалеть и каждого висельника в тюрьму пожизненно сажать — тюрем не хватит!
Ну а уж я-то постаралась! Ох, затянула ему петлю на шее! Ох, затянула…
Однако не понимаю — зачем ломаться? Всё равно ведь на дрова распилят и в печи сожгут. Хоть ломайся, хоть нет. Эх, что за столбы нынче пошли? Ни уважения тебе, ни ответственности… Одно слово — дерево.
Закон нашего города гласит, что преступнику, приговорённому к смертной казни через повешение, смертный приговор заменяется пожизненным заключением в городской крепости только лишь в том случае, если обрывается верёвка, на которой это повешение выполняется. В данном же случае от столба отломилась перекладина, о чём в законе не упоминается. Поэтому, в соответствии с буквой закона, я вполне могу объявить, что преступник должен быть казнён. Но что делать со столбом? Пока пошлёшь в город за плотниками, пока они прибьют перекладину заново… Сколько времени пройдёт! Народ всех нас на смех поднимет… Нужно решить эту проблему, причём немедленно.
Так, так… Прикажу-ка я эту перекладину привязать покрепче посередине столба. Длины верёвки хватит и на преступника, чтобы закрепить его руки.
И пусть появится на горе крест…
Сон господа бога
(апокриф)
1. Создал Бог небо и землю. И, отделив свет от тьмы, лёг спать.
2. И приснилось Ему, будто бы на другой день отделил Он твердь от воды и воду от тверди.
З. А в другие дни поселил на земле зверей невиданных, птиц звонких, рыб хвостатых и всякую остальную тварь.
4. Но не было чего-то важного, без чего этот мир был не мир. И стало Богу скучно.
5. И тогда сотворил Он человека по образу своему и подобию своему, и стал человек быть. И увидел во сне Бог, что это хорошо.
6. Расплодились люди, разошлись по огромной земле и повсюду разнесли грехи свои. И несть числа было их прегрешениям.
7. Стали люди вести бесконечные войны. И не было места на земле, где бы не лежали кости убиенных, где бы не слышался плач жён несчастных и сирот малых, где бы не горели города и селения.