Из кожаных курток торчали грубо вылепленные глупые головы, к которым неумело цеплялись островерхие, как и у самого Штольца, уши, причём все до единого — разного размера. По лицам блуждали нелепые улыбки, нарисованные бездарным, к тому же совсем не старавшимся художником. Поначалу Штольцу даже показалось, что вошедших всего двое, а невидимое зеркало увеличивало число незваных гостей — до того они походили друг на друга. Когда члены комиссии обступили Штольца, он присмотрелся внимательнее, и, к своему большому удивлению, увидел, что на самом деле в коридоре своей квартиры он находится один, отражаясь в четырёх, неведомо откуда взявшихся зеркалах. От этого Штольцу стало плохо, к горлу подкатила тошнота, голова закружилась, так что пришлось закрыть глаза обеими руками. Когда недомогание прошло, Штольц убрал руки, и вместе с этим движением зеркала исчезли, а пришедшие, тихо покашливая, вежливо дожидались, когда Штольцу станет лучше.
— Позвольте… Позвольте узнать… — неуверенно начал Штольц, но один из пришедших, самого грозного вида, широко расставив ноги и уперев руки в бока, заявил, перебивая растерявшегося хозяина квартиры:
— Господин Штольц, я — председатель комиссии по чрезвычайным делам. Как вам известно, в нашем городе сложилась затруднительная ситуация по проблеме жилья, хотя наше правительство и оказывает всевозможную поддержку отечественному строительству. К этой работе подключены финансовые структуры, разрабатываются высокие технологии, готовятся квалифицированные кадры. Данному сектору экономики оказывается особое внимание администрацией нашего города. Объясняется это большой миграцией жителей нашего государства из других, более населённых районов. Однако…
Председатель комиссии говорил долго, но Штольц его не слышал — он уже понял, зачем к нему пришли.
— Так что будьте любезны, господин Штольц, подписать некоторые бумаги…
В руках председателя неожиданно оказалась пухлая папка с документами и авторучка.
— Вот здесь, где отмечено галочкой, — председатель ткнул толстым пальцем в нужное место.
— Но позвольте мне хотя бы ознакомиться с документами, — робко заявил Штольц.
— Вообще-то нам это делать запрещено, — с улыбкой сказал председатель, — но только для вас, из большого уважения, я сообщу, что первый документ, который вам необходимо подписать — это немедленный отказ от владения квартирой в пользу государства…
Штольц сначала покраснел (он чувствовал, как краснеет), затем побледнел. Хотя он и ожидал услышать нечто подобное, озвученные ожидания были во сто крат страшнее не озвученных.
— Второй документ — это приказ о вашей высылке из нашего города на расстояние не менее одной тысячи километров.
— Но почему я?
— Вот этого вам знать не положено, к тому же я не уполномочен сообщать вам сведения такого рода.
— Но я же купил эту квартиру! — прокричал Штольц.
Председатель засмеялся, его поддержали члены комиссии.
— На законных основаниях, — с меньшей уверенностью добавил всё ещё хозяин квартиры.
Члены комиссии залились гомерическим хохотом. Председатель смеялся, вытирая слёзы:
— Ну, батенька, ну насмешил… — и тыкал в Штольца документами.
Штольц посмотрел на бумаги, на председателя, снова на бумаги. Дрожащей рукой он подписал оба листа, написав вместо «Штольц» фамилию «Шульц».
— Вот и славненько, — сквозь смех еле выговорил председатель. Внезапно успокоившись, он продолжил свою речь:
— Кстати, наше правительство всемерно поддерживает вынужденных переселенцев и создаёт для них необходимые условия, при которых они смогут в полный голос заявить о себе, активно участвовать в жизни страны, а главное — раскрыть свои таланты и реализовать возможности. В этих целях вам любезно предоставляется вот этот бесплатный билет на самолёт, на утренний рейс, — с этими словами председатель вручил Штольцу билет, и комиссия по чрезвычайным делам немедленно удалилась.
Вместе с нею удалилась входная дверь, нелепо перешагивая ступеньки своими нижними углами. Если бы не оставленная без надёжной охраны квартира, то можно было бы на протяжении нескольких минут наслаждаться комическим зрелищем, устроенным дверью — до того смешно она пыталась развернуться на лестничной площадке. Но именно беззащитность квартиры открывала глаза на громадную чёрную пропасть неосвещённого подъезда, поэтому ситуация совершенно не выглядела смешной, более того, для Штольца уход двери являлся сильнейшим, к тому же запрещённым ударом. От боли, огненный центр которой располагался ниже пояса, у бывшего хозяина квартиры перехватило дыхание, и вдруг всё вспыхнуло, раскалилось, взорвалось, и с диким криком и пеной у рта Штольц проснулся.