— Они как древние богатыри! — восклицал Сухэ.
Известие о взятии монголами неприступной крепости сильно взволновало его. Значит, еще не умер в народе воинственный дух. Монголы вместе с тувинцами побили строптивого губернатора. Однажды командир эскадрона застал Сухэ за странным занятием: тот чертил что-то палочкой на песке.
Командир эскадрона заинтересовался. Сухэ пояснил:
— Это крепость. Здесь река Буянту. Восточнее — озеро Хара-Ус-нур. Я думаю, доблестный Максаржаб должен был построить боевые порядки так…
Командир эскадрона расхохотался:
— Ты забыл, великий батыр, нарисовать арыки, огороды и бахчи. В Кобдо выращивают огромные дыни и арбузы. Никогда не ел дыню? То-то! А я бывал там и ел.
Сухэ не обиделся.
— Если вы бывали там, то, наверное, встречались с самим Максаржабом? — спросил он. — Расскажите…
— Встречаться не приходилось. Но говорят о нем много. Неустрашимый, хитрый. Прежде чем напасть на крепость, он захватил кое-кого из приближенных амбаня, выведал у них планы маньчжуров, а потом с каждым цириком толковал о том, как за родину воевать нужно. Цирики его любят и по первому его слову бросаются под пули, не щадя себя. Знаешь, что он говорит? «Лучше рухнуть скалой, чем сыпаться песком».
— Лучше рухнуть скалой, чем сыпаться песком… — тихо повторил Сухэ.
С этого дня он стал мечтать о встрече с Максаржабом. Его сердце стремилось к этому необыкновенному человеку. Под вечер он взбирался на сопку и вглядывался в багровую даль. Где-то там, чуть ли не на самой границе Монголии, был Максаржаб, новый богатырь, о котором уже сложили красивые легенды.
Герой Аюши, булатный богатырь Максаржаб…
Сухэ был всего-навсего строевым цириком. Он еще не совершил ничего, достойного уважения народа. Неужели так вся молодость, вся жизнь пройдет в Худжирбулане? Где они, битвы, схватки с коварным врагом? И разве «солнечно-светлый» и его приближенные не самые коварные, заклятые враги страдающего аратства?.. Чиновник ссылается на закон, лама — на Будду, а вор — на волка. А где правда?..
Сухэ думал о судьбах своего народа. Еще клокотала на востоке восставшая Барга. Туда были посланы монгольские войска для оказания помощи повстанцам. Правительство богдо-гэгэна вело нескончаемые переговоры с царским правительством, выторговывая для себя разного рода уступки. Но царизм категорически отказывался признать Монголию не зависимым от Китая государством, а также присоединить к ней Внутреннюю Монголию и Баргу, он не хотел ссориться с Японией и избегал всего, что могло бы ухудшить отношения с ней. Он категорически требовал вывести монгольские войска из Барги. Только автономия!
Автономия… В Петербург снова выехала миссия во главе опять с тем же Ханда-Дорджи. Он был ярым сторонником дружбы с Россией, его поддерживали князья. За короткое время Ханда-Дорджи нажил лютых врагов в лице высших лам, которые требовали установления связи с Японией.
А в это время приближенные богдо-гэгэна, высшие ламы, стали уговаривать «живого бога» порвать с Россией всякие отношения, просить помощи у Японии или самостоятельно пойти на сговор с Юань Шикаем.
Не раздумывая долго, богдо-гэгэн тайно направил в Японию своего министра да-ламу Церен-Чимида с письмом, предлагавшим императору связь и дружбу.
Эта поездка не увенчалась успехом. Японцы, также не желавшие портить отношения с Россией, не пропустили да-ламу дальше Хайлара, и посланец вынужден был вернуться ни с чем.
Оставалась только Россия. Ханда-Дорджи все еще вел переговоры в Петербурге. В результате переговоров царизм согласился на присоединение к автономной Монголии Кобдоского округа, решительно отклонив все остальные территориальные притязания. Было подписано соглашение, по которому монгольское правительство обязано было сформировать бригаду в 1 900 человек, организованных в два конных полка с пулеметами и пушками, и пригласить для обучения русских инструкторов. Царское правительство также давало Монголии заем в два миллиона рублей.
А Сухэ продолжал тянуть служебную лямку. Он ощущал избыток сил и не знал, куда их приложить. Служба, сидение в Худжирбулане, атака всё одной и той же сопки, изо дня в день ругань дарг, мучения солдат — все казалось бессмысленным и ненужным. Если бы послали в Баргу… Большие события шумели где-то в стороне.
Не мог знать строевой цирик Сухэ, что пройдет не так уж много лет и бесстрашный богатырь Максаржаб, и герой Аюши, и еще много-много лучших сынов Монголии станут его верными помощниками, назовут его своим вождем и учителем. Не знал он и того, что в этом году из керуленского монастыря бежал семнадцатилетний юноша по имени Чойбалсан. Проделав пешком почти тысячеверстный переход, Чойбалсан и его товарищ прибыли в Ургу. Не имея знакомых, опасаясь преследования, они ночевали в развалинах на базарной площади. Днем помогали караванщикам, нанимались носильщиками, таскали воду. Заработок был случайным, и друзья жестоко голодали. Но Чойбалсан был привычен к нужде и голоду. Он родился в семье бедной крестьянки Хорло. Еще в детстве он начал помогать матери, пас чужой скот, собирал в степи аргал. А когда Чойбалсану исполнилось тринадцать лет, набожная мать отдала его в монастырь. В монастыре за малейшее непослушание бил учитель-лама. Монастырские порядки угнетали Чойбалсана, один вид свитков с тибетскими молитвами вызывал отвращение.