Сухэ-Батор, поразмыслив, решил поступить в типографию при министерстве иностранных дел. Эта типография сейчар оказалась в руках генерала Сюй Шу-чжена. Здесь печатались все официальные документы, приказы, агитационная литература, секретные бумаги. В документах находила отражение политика китайских захватчиков, а это значило, что Сухэ-Батор всегда мог быть в курсе всех дел врагов монгольского народа.
В типографии работало всего шесть человек. Три машины приводились в действие вручную. Директором по-прежнему оставался монгол, но распоряжались здесь китайские чиновники.
Новая служба стала новым тяжким испытанием для характера Сухэ-Батора. Рука не поднималась, набирать лживые воззвания Сюй Шу-чжена. Все чаще и чаще Сухэ-Батор сказывался больным, не выходил на работу, грубил директору и китайским чиновникам. И все же до поры до времени приходилось смирять себя: Сухэ-Батор стоял во главе подпольного революционного кружка. Теперь кружок находился на нелегальном положении, но китайцы догадывались о его существовании, подсылали в типографию своих агентов. За Сухэ-Батором установили слежку, и он знал это. Он даже подумывал: не лучше ли уйти из типографии, чтобы не быть на виду у гаминов? Он даже подал заявление с просьбой уволить его по семейным обстоятельствам, но директор-монгол, продавшийся китайцам, погрозил ему пальцем:
— Удрать хочешь? Замести следы… Знаю о твоих делишках. С заговорщиками Жамьяном и Данзаном встречаешься… Вот расскажу обо всем китайцам, и сделают они тебе чик-чик… Выкинь эту дурь из головы. Китайцы все равно не уйдут. Лучше служи им усерднее: будешь замечен и вознагражден.
Сухэ-Батор хотел плюнуть в лицо директору, но раздумал.
С каждым днем все труднее и труднее становилось членам кружка собираться всем вместе. Их было всего двадцать против огромной армии генерала Сюй Шу-чжена. Двадцать… И даже из этих двадцати не на каждого можно положиться. Самыми надежными были недавние цирики из Худжирбулана, простые араты — основное ядро кружка. И хотя они находились в большинстве, сил все же не хватало. О большой, крепкой партии единомышленников, людей, беззаветно преданных революции, оставалось лишь мечтать. Все чаще размышлял Сухэ-Батор о партии русских большевиков. Если бы удалось повстречать хотя бы одного большевика!.. Чутье подсказывало, что среди русских, проживающих в Урге, должны быть большевики. Слухи об их делах еще и раньше доходили в Худжирбулан. О русских большевиках говорили шепотом, с таинственным видом. Это они тайно скупали оружие у монгольских цириков и с попутными караванами отправляли в Россию сибирским партизанам, это они в восемнадцатом году укрывали семьи советских работников. Они действовали и в то же время были неуловимы. Они находились где-то совсем рядом. Но как связаться с ними, услышать ленинские слова правды? Ну, а если не удастся найти их здесь?
Прежде всего, конечно, следовало вовлечь в кружок новых людей. Об этом он не раз говорил на тайных заседаниях кружка. После одного из таких заседаний к Сухэ-Батору подошел бывший цирик из Худжирбулана и негромко сказал:
— Бакши, вы слышали о Чойбалсане?
— А кто такой Чойбалсан? — заинтересовался Сухэ-Батор.
Цирик предостерегающе приложил палец к губам:
— О, это большой человек! Из России приехал, учился там. Революцию видел… В консульском поселке свой кружок организовал.
Теперь Сухэ-Батор приложил палец к губам:
— Ты его знаешь?
— Да.
— А он о нашем кружке знает?
Цирик потупил глаза:
— Знает. Я не вытерпел и рассказал.
— Ты поступил плохо. Никому ни слова о нашем разговоре. А Чойбалсана я должен видеть.
И вот они встретились. Приглядывались друг к другу, о деле говорили намеками. Но когда кони поднялись на сопку, оба словно стряхнули тяжесть с плеч. Сейчас они были одни.
Сухэ-Батор указал ташюром на север и задумчиво произнес:
— Там Россия. У меня есть один знакомый: Хатан-Батор Максаржаб. Он сейчас в Урянхайском крае. Говорят, встречался с сибирскими партизанами.
— Мне доводилось бывать в России, — отозвался Чойбалсан. — Мы учились в Иркутске. Хорошее было время! Верилось в невозможное…
Сухэ-Батор подмигнул своему спутнику:
— Говорят, один из учеников, посланных богдо-гэгэном в Иркутск, видел революцию, красные знамена, бывал на рабочих митингах, слушал опасные речи.
Оба рассмеялись.
— Я тоже наслышался много о делах некоего вахмистра из Худжирбулана. Вахмистр уговаривал цириков и офицеров не складывать оружие перед гаминами. Но его предали… Человек, достойный уважения и удивления! А потом узнал, что не все цирики отдали китайцам винтовки. Люди, достойные похвалы.