Сухэ-Батор едва дождался темноты. Он решил перейти границу западнее Кяхты. Над дальней сопкой поднялась красная луна. Он был на самой границе. Остро пахло полынью. Конь двигался бесшумно, прижав уши. Внезапно он захрапел. Из-за бугра вынырнули два всадника. Один из них что-то закричал. Сухэ-Батор ударил коня ташюром. Путь на ту сторону был отрезан. Ночную тишину раскололи выстрелы. Конь взвился на дыбы. Откуда-то появились еще несколько всадников. Пуля сбила малахай с головы Сухэ-Батора. Он был совсем безоружен и не мог отбиваться от наседающих врагов. Спасение было в отступлении. Он гнал коня к речке Киран. Там в сосновом бору можно укрыться, запутать след.
В ту ночь ему удалось уйти от погони. Целый день отлеживался он в сосновом бору. А в это время весь маймаченский гарнизон был: поднят на ноги. Границу с красной Россией солдаты Сюй Шу-чжена охраняли бдительно. Засады, разъезды, заслоны встречались чуть ли не на каждом шагу. И этого не знал Сухэ-Батор. Об этом он мог лишь догадываться. Но в своем стремлении как можно скорее попасть в Россию он пренебрег смертельной опасностью. Россия казалась легко достижимой. Ему думалось, что встреча с разъездом — дело случайное. Он чего-то не учел, поторопился. И все же он ошибался. В то время легче было верблюду пролезть сквозь, игольное ушко, нежели монголу или русскому перебраться через границу. Вся пограничная полоса кишела солдатами. Останавливали каждого, тщательно обыскивали. Стреляли без предупреждения. Это был огневой заслон.
С нечеловеческой настойчивостью, изнуренный длительным переходом и голодом, Сухэ-Батор старался прорваться через границу. Еще два раза его обстреляли. Но он предпринял и четвертую попытку. А кольцо вокруг него уже сомкнулось. Солдаты рыскали по лощинам, оцепили сосновый бор. Все дороги были перерезаны.
Кружилась голова. Вот уже три дня он ничего не ел. Иногда впадал в забытье. Тогда мерещились котлы с жирной бараниной. Но когда послышалось конское ржание, он поднялся на ноги, схватил толстый сук. На поляне показался бурят. Он безбоязненно направился к Сухэ-Батору, оглядел с ног до головы. Вынул из-за широкого голенища гутула узелок, развернул его — это было вареное мясо. Но Сухэ-Батор не торопился притронуться к пище.
— Кто ты, достойный? — спросил он.
Бурят; усмехнулся:
— Ешь. Второй день за тобой присматриваю. Не прорваться тебе. Проклятые гамины рыщут повсюду, как собаки. И сюда уже добрались. Пора уходить…
Он помог Сухэ-Батору сесть в седло, и они молча поехали по тропе, известной только арату. Три дня отдыхал Сухэ-Батор на тайной заимке, набирался сил. Арат зорко охранял его покой. По вечерам рассказывал о положении дел в России. Красная Армия взяла 2 марта Верхнеудинск. Он не раз бывал на той стороне, переправлял оружие, укрывал беженцев. Теперь прорваться невозможно. Сухэ-Батор подпорол голенище гутула, вынул листок:
— Если удастся, передай на ту сторону. Это важный документ. Мы просим помощи у советской власти. Тебя не забудем…
— Сразу понял, что ты не простой человек, — отозвался арат и спрятал письмо. — Жизни не пожалею, но передам.
Сухэ-Батор вернулся в Ургу. Здесь его ждала печальная весть: умер отец — Дамдин. Скорбь свою Сухэ-Батор спрятал глубоко в сердце. Еще жестче стало его лицо, еще непреклоннее взгляд. Неудача не сломила его.
— Мы действовали без учета обстановки, — сказал он членам кружка. — Поездку в Россию нужно готовить всем, продумать каждый шаг. Мы потерпели неудачу, но это временное поражение. Будем копить силы. За установление связи с Советской Россией нужно бороться. Попытка одиночек к цели не приведет.
ПРИСЯГА ПАРТИЙЦЕВ
Через посыльного Кучеренко попросил Сухэ-Батора заглянуть вечерком в Консульский поселок. Сухэ-Батор знал, что за ним установлена слежка, и потому долго петлял по городу, перелезал через частокол, избегал улиц. К домику Кучеренко пробрался задами. Постучал. Дверь открыл хозяин. Вскоре из-за ширмы вышел приземистый человек с необыкновенно живыми, острыми глазами.